По ту сторону неоновых огней

Толмачев Иван Павлович

Увы, но ни это неожиданное шведское гостеприимство, ни затянувшееся на целый месяц обследование в больнице с кучей разных анализов и попытками вылечить не спасают тебя от неутешительного прогноза: поражены голосовые связки, название у болезни слишком мудрёное, чтобы даже пытаться его перевести на русский, а внятно говорить ты теперь сможешь очень нескоро. Если будешь проходить курсы лечения, делать постоянные уколы в связки и заниматься с фонологом, то в лучшем случае через полгода будешь говорить более-менее членораздельным хрипом, а если когда-нибудь и сможешь восстановить полный голос, то это будет скорее чудо.

И вот тут-то и начинается для тебя настоящая трагедия. Вся твоя

жизнь так или иначе связана с речью, всё крутится вокруг неё. Ты участвуешь в дискуссионных клубах, семинарах и даже поэтических кружках, где декламируешь свои остро-ироничные (как называешь их сам) четверостишья. А ещё ты иногда работаешь гидом в музее современного искусства и записываешь свой небольшой подкаст. А что делать теперь? Писать? Нет, это точно не для тебя: когда рассказываешь что-то устно, на бумагу достаточно выписать лишь план и основные тезисы, а потом есть место для полёта фантазии и возможность вспоминать интересные детали на ходу. Про лекции, семинары, воркшопы и дискуссии, а также вообще про участие в чём-либо интересном теперь точно можно забыть. А что с друзьями делать? Шептать на ухо? Как дурак, каждый раз, собираясь компанией, писать в чат, когда все разговаривают? Просто слушать и кивать? Идиотизм же.

Сидя в гостиничном номере и думая об этом, ты тихонько закрываешь голову руками и всеми силами пытаешься не зареветь – громко, отчаянно, как в детстве, – но чувствуешь, как слёзы предательски щекочут щёки. А в голове лишь одно: «Ну всё, приплыли».

И ты начинаешь проклинать всё вокруг. Ты проклинаешь себя, за то, что слишком много о себе возомнил. Проклинаешь город, за то, что он сделал это с тобой. Но и этого тебе недостаточно: ты настолько погружаешься в состояние ненависти ко всему вокруг, что начинаешь проклинать прохожих на улице за то, что с ними этого не происходит, портье на ресепшене за сочувственные взгляды, Йонаса за сердобольность и ненужную инициативу и даже руководство галереи за их чрезмерную опеку. Серьёзно, почему они вообще затеяли все эти обследования? Почему просто не спровадили на ближайшем же рейсе обратно в Москву? Так было бы гораздо проще всем. Лучше сожалеть о чём-то эфемерном и нереальном, чем о том, что было практически в руках. Что это за люди, что за город такой: сначала дают тебе взлететь, а потом так вероломно кидают в пропасть? Конечно, через полчаса такой истерики ты успокаиваешься и всё-таки понимаешь, что ничьей вины в этом нет.

Кроме города, кроме Стокгольма с его промозглым ветром и пронизывающими дождями летом, с его обманчивым солнцем и ледяным морем. Его простить ты не в силах. Поэтому, когда приходит, наконец, время ехать в аэропорт, ты садишься в такси с каким-то странным облегчением. Проводить тебя приходит Йонас и практически вся галерея, где ты читал лекцию, разве что без технического персонала. Доктор, конечно, не приехал, но прислал сообщение с извинениями и наилучшими пожеланиями, пообещав через полгода провести контрольное обследование, снова совершенно бесплатно. Все остальные подходят, жмут руку, обнимают как родного. От такого количества сочувствующих и жалеющих тебе становится только тошно и хочется поскорее отсюда убраться.

Удивительное дело, но по пути в аэропорт ты смотришь в окно такси и уже не обращаешь внимания на дома и газоны. Теперь тебе в глаза бросаются лишь стайки иммигрантов, устраивающих пикники, алкаши на лавочках в тени деревьев да разбитая плитка на тротуаре. И даже стрит-арт на домах и стенах уже кажется полнейшей безвкусицей. Серьёзно, ну кто мог такое нарисовать? В голову закрадывается совершенно крамольная мысль: «Да что вообще тут могут знать об искусстве?».

Тебе кажется, что сейчас ты, наконец, увидел истинную суть этого города, который – ты теперь убеждён в этом – катится на дно. Ты зло качаешь головой и говоришь сам себе: «Туда ему и дорога».

Мысль том,

как вообще всё это может быть связано с твоей лекцией, потерей голоса или вообще современным искусством, в твою голову, естественно, не приходит. А может, ты уже просто забыл, что думал раньше. Прошло всё-таки много времени.

Но аэропорт сам по себе не приносит облегчения, а становится ещё одним испытанием для твоих нервов. Куча народа, медлительный персонал, необходимость каждый раз изъясняться жестами, а потом ещё и задержка рейса на неопределённый срок (погода, видите ли, нелётная – сильный дождь и гроза) – тут уж кто хочешь с ума сойдёт, а ты-то и подавно. Распсиховавшись, ты срываешься на какого-то служащего, который поинтересовался, не нужна ли тебе помощь, а услышав в ответ твой поистине животный рёв, испугался и поспешил убраться от тебя подальше. Ты садишься на лавочку, втыкаешь в уши наушники, достаёшь ноутбук и устраиваешься так, чтобы его крышка скрывала твоё лицо.

Через несколько минут ты чувствуешь, что кто-то трогает тебя за плечо. Поворачиваешь голову и видишь перед собой девушку невысокого роста, с вьющимися каштановыми волосами и зелёными глазами. Она смотрит на тебя с немым вопросом во взгляде, показывая на место рядом с тобой. Ты понимаешь, что она просто спрашивает, свободно ли это место, и, забывшись, пытаешься ответить. Но из твоего рта доносится только хриплое мычание. Она, однако, никак на это не реагирует, лишь робко улыбнувшись тебе краешком рта. Опомнившись, ты вежливо улыбаешься в ответ и жестом приглашаешь её сесть. Она кивает, садится и весело что-то мычит, глядя на тебя. Ты, конечно, в шоке. Снова забывшись, ты выдавливаешь из себя нечто, напоминающее вопрос «Что?!», пытаясь придать ему максимально возмущённую интонацию. Получается так себе. Девушка недоумевающе смотрит на тебя, разводит руками и снова пытается что-то промычать. Тебе кажется, что ты разбираешь отдельные слова, но в целом её голос звучит как кривая пародия на твой. Интонация, манера, взгляд – всё звучит как попытка тебя передразнить. Ты, конечно, понимаешь, что она над тобой просто издевается.

И тут ты замечаешь у неё на коленках российский паспорт. «Ну, я тебе сейчас всё выскажу», – думаешь ты и принимаешься набирать текст в своём телефоне.

– Уважаемая, перестаньте, пожалуйста, меня дразнить, – пишешь ты в «Заметках» и буквально впихиваешь ей в руку телефон.

Она растеряно смотрит на тебя, читает текст, еле слышно хмыкнув, там же пишет ответ:

– Простите, я не понимаю, о чём вы.

Ты смотришь на неё со смесью недоверия и злости. Она опять начала мычать, повела бровями и развела руки в вопросительном жесте. Ты снова принимаешься писать, и дальше весь ваш диалог протекает в таком формате:

– Я вот об этом. Перестаньте мычать и передразнивать меня.

– Но я и не думала вас передразнивать. Так вышло. Простите. Наверное, вы так подумали из-за моего голоса. Я так говорю. Если чем-то обидела вас, ещё раз простите.

«Неужели…?» – проносится в твоей голове, когда ты читаешь её сообщение и, уже немного остыв, ты продолжаешь:

– Это вы меня простите. Тяжёлая неделя. Мне что-то почудилось, и я сорвался на вас.

– Ничего страшного. Честно говоря, со мной это уже не впервые.

– Понимаю. Судя по всему, мне теперь тоже нужно привыкать к подобному.

Передавая ей в очередной раз телефон, ты уже чуть ли не смеёшься. Ну надо же такому случится! Встретились два дурака, что называется.

Прочитав, она непонимающе щурится и качает головой – мол, о чём это ты? – но потом чуть слышно вздыхает и, улыбаясь, отмахивается. В тот момент, когда она возвращает тебе телефон, ваши взгляды встречаются и ты, смотря в её изумрудно-зелёные глаза, понимаешь, что она очень красивая. Настолько, что внутри у тебя моментально что-то ёкает. «Ого», – думаешь ты, – «какая она…».