По ту сторону ночи
Шрифт:
— О, вряд ли я смогу ответить на этот вопрос определенно. Скорее всего оно продолжалось недолго — несколько месяцев или в крайнем случае лет. Вулканические явления такого типа отличаются большой силой, напряженностью и обычно довольно кратковременны.
— А есть хорошо изученные современные примеры таких извержений?
— Конечно, именно эти примеры и позволяют мне судить о возможном сроке жизни Анюйского вулкана. Вот, например, совсем недавно появился и через несколько лет угас вулкан Парикутин в Мексике.
— Я помню, вы говорили об этом вулкане на лекции, но, по правде сказать, я был чем-то расстроен в тот день и все пропустил мимо ушей!
— История Парикутина интересна тем, что вся его деятельность с начала и до конца протекала на глазах человека, а это случается не так уж часто. Но главное, конечно, в том, что за извержением непрерывно наблюдали ученые.
В феврале 1943 года мексиканский крестьянин Дионисио Пулидо, работая на своем поле, заметил между стеблями кукурузы небольшую струйку дыма. Решив, что это дымит забытый им костер, он направился погасить тлеющие угли. Но к величайшему его удивлению, дым шел не от костра, а поднимался прямо из пересохшей почвы, издавая резкий запах серы. Перепуганный Пулидо позвал на помощь подростка-сына, и вдвоем они забросали появившееся в земле отверстие. Однако тут же раздался взрыв, отверстие сильно расширилось, и из него со свистом вырвались густые клубы, дыма и пара. В воздух на большую высоту взлетели раскаленные добела тестообразные обрывки лавы. Пораженный мексиканец схватил за руку сына и бросился бежать.
Так родился новый вулкан — Парикутин.
На следующий день на месте кукурузного поля вырос шлаковый конус высотой тридцать метров, через пять дней высота конуса достигла уже ста восьмидесяти метров, а через год здесь была огнедышащая гора высотой четыреста тридцать метров.
Из кратера излился поток базальтовой лавы, который достиг города, Сан-Хуана, в двенадцати милях от вулкана, и уничтожил несколько улиц на его окраине. Температура движущейся лавы превышала тысячу двести градусов.
Выбрасываемый взрывами вулканический пепел распространился на двести пятьдесят миль в окружности вплоть до столицы Мексики — города Мехико.
Вулкан Парикутин извергался, однако, очень недолго — меньше десяти лет. Последние признаки слабой активности были зарегистрированы 4 марта 1952 года. После этого он окончательно замер.
— Ну, а возможно ли возрождение таких вулканов, как наш или мексиканский? — продолжает допытываться Саша.
— Нет, очень маловероятно. Вулканы-одиночки, прорывающиеся в стороне от больших вулканических поясов вроде Тихоокеанского, как правило, после короткого периода активности гаснут навсегда. Случайно образовавшаяся в земной коре трещина намертво закупоривается прочными лавами, и на этом история такого вулкана кончается.
— Жаль, — говорит Саша, — насколько интереснее было бы наблюдать наш вулкан в действии!
— Конечно, но в этом случае ты бы не смог спуститься в кратер, как это сделаем сейчас мы.
Идем по краю кратера, выбирая удобное место для спуска. Миновав большой обрыв, уступами ниспадающий в жерло, видим узкую щель, промытую в рыхлых шлаковых массах дождями. Первые сорок метров осторожна сползаем по высоким, в человеческий рост, базальтовым ступенькам. Это переслаивающиеся со шлаковыми скоплениями и трудноразмываемые лавовые потоки. Дальше спуск делается отложе. Утопая по колени в толстом слое смытого сверху шлака и поднимая тучи красной пыли, мы большими прыжками скатываемся на дно вулкана.
Перед нами слабо вогнутая удлиненная площадка, засыпанная крупными глыбами полуспекшихся шлаков. Она протягивается с севера на юг приблизительно на сто метров и с запада на восток — на пятьдесят метров. Ближе к северному концу находится жерло вулканического канала — круглая яма со стенками из ошлакованной красной лавы и дном из закупоривших его темно-серых пористых базальтов.
— Вот память о последнем вздохе Анюйского вулкана! — говорю я, протягивая Куклину лаву из жерла. Он наклеивает на гладкую сторону камня ярлычок из лейкопласта, надписывает номер и прячет его в холщовый мешочек. Кусок камня сделался образцом, которому предстоит совершить очень дальнее путешествие!
Сейчас мы находимся в самом сердце вулканической горы? хотя это сердце давно уже замерло, все вокруг говорит о неизмеримой мощи бушевавших здесь сил.
Прямо над головами поднимаются крутые склоны кратерной воронки. Кажется странным, что мы так легко спустились на дно колоссального колодца. Небо со стометровой глубины кажется более темным. Оно выглядит отсюда не голубым, а скорее кобальтово-синим. Быстро скользящие вверху облака как будто цепляются за вершину вулкана. Наверху дует порывистый ветер, а здесь, в глубине горы, тихо и тепло.
Пока я вожусь у жерла с образцами и записями, Куклин бродит по дну кратера. Вдруг до меня доносится его удивленное восклицание:
— Евгений Константинович, здесь полно костей!
— Каких костей? Откуда здесь могут быть кости?
— Нет, в самом деле кости, идите-ка посмотрите…
Вылезаю из ямы жерла, подхожу к Саше и в самом деле вижу полузасыпанные красной вулканической пылью кости дикого барана. Чуть в сторону откатился выбеленный дождями череп с великолепными, многократно завитыми тяжелыми рогами. Это старый мощный самец — архар.
Как могло погибнуть здесь это ловкое животное, птицей порхающее по скалам?
В десятке метров отсюда находим еще один скелет архара, потом еще и еще.
— Да здесь целое кладбище! — удивляется Саша.
— Ты знаешь, а ведь это и в самом деле, наверно, кладбище.
Действительно, иначе, пожалуй, и не объяснишь такое поразительное скопление полуистлевших бараньих скелетов на дне кратера. Предположение о том, что торные бараны гибли, срываясь сюда с крутизны, было бы нелепым; они с легкостью скачут по скалам, один вид которых страшит людей. Следовательно, так же как и мы, они по своей воле спускались на дно кратера.
Зачем? Очевидно, для того, чтобы умереть здесь!
Эта мысль кажется тем более правдоподобной, что на дне кратера всегда безветренно и, следовательно относительно тепло. Вряд ли этого надежного убежища достигает леденящее дыхание самых сильных зимних бурь.
По-видимому, почуяв близость конца, престарелые архары спускались в затишье этой бездны, где никто и ничто уже не могло их потревожить.
Я смотрю на часы: уже девять часов вечера! Пока мы выберемся наружу, наступит ночь.