По ту сторону ночи
Шрифт:
Вой слева повторился. На этот раз он прозвучал совсем близко и закончился низким горловым рычанием. Я понял: волчица, ведущая за собой выводок, уже увидела меня. Представив скользящих между деревьями и с каждой секундой настигающих меня зверей, я судорожно сжал обеими руками ружье и в отчаянии осмотрелся.
В сумерках отчетливо чернели стволы мертвых лиственниц. Между облаками бежала недавно вставшая луна.
В ее слабом свете серела извилистая тропинка. В этот миг в обманчивой полутьме мелькнули темные силуэты. Захлестнутый страхом, я побежал.
Через несколько минут безумного бега у меня перехватило дыхание. В ушах стоял гул, к горлу подкатывала тошнота. Круто обернувшись, я остановился. Невдалеке тускло поблескивали зеленоватые глаза. Пригнувшись к земле, я различил позади себя несколько замерших фигур.
Теперь, когда преследователи уже видны, ко мне неожиданно вернулась трезвость. Я подавил страх и желание выстрелить. Единственный патрон необходимо сохранить на крайний случай. Конечно, я понимаю, что моя попытка убежать от волков нелепа. Они могли догнать меня в любой момент, и если это не произошло до сих пор, то вовсе не потому, что я бежал быстрее моих преследователей.
Такая мысль заставила меня изменить тактику и отступать медленно. Вспомнив, что звери боятся человеческого голоса, я крикнул…
В ответ на жалко прозвучавший вопль слева и сзади послышался шорох. Несколько смутных теней отскочило в сторону, но блестевшие глаза сразу появились в другом месте.
Крепко сжимая ружье и поминутно оглядываясь, я осторожно двинулся дальше. Лихорадочно работавшее сознание придумывало и тут же отбрасывало всевозможные пути к опасению.
Влезть на дерево? Немыслимо! Обуглившиеся лиственницы слишком ненадежны. Любая из них обломится подо мной.
Я могу броситься к краю террасы и скатиться к пойме. Там сколько угодно высоких тополей, и любой из них может быть мне спасением. Но сейчас, в ночной темноте, это тоже почти верная гибель. Скорее всего я сломаю ногу и волки разорвут меня прежде, чем я смогу взобраться на дерево под обрывом. Нет! Единственный путь — отступление по тропинке!
Шаг за шагом я продолжаю пятиться, пристально вглядываясь в темноту. Обострившееся зрение все яснее различает неотступно приближающихся зверей. Несколько крупных волков держатся теперь не дальше чем в десятке шагов. Неопределенное число стелющихся теней, по-видимому однолеток, врассыпную крадется поодаль. Иногда то одна, то другая из них пытается заскочить вперед, но тихое рычание сразу заставляет их отступить. Это хорошо организованная охотничья облава.
«Почему они не нападают? Загоняют в ловушку или просто трусят?»
Чтобы проверить намерения преследователей и отдышаться, я вновь останавливаюсь. Волчья стая тут же застывает на месте. Проходит минута, другая. Осторожность волков прибавляет мне храбрости. Я решаюсь закурить…
Медленно, не спуская глаз с ближайшего зверя, вытаскиваю из кармана папиросы и зажигаю спичку…
Увы, я плохо рассчитал последствия! Маленький дрожащий огонек ослепил меня, как вспышка взрыва. Спичка выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и светлячком упала на тропинку, за ней последовала не- прикуренная папироса. Прошло несколько томительных секунд, пока глаза опять освоились с темнотой.
Волки отступили. Где-то раздалось рычание и жалобный визг. В ту же минуту я скорее почувствовал, чем услышал какое-то движение позади себя на тропинке. Прямо на моем пути блестели волчьи глаза. Вторая стая отрезала меня от палатки!
Совершенно ошеломленный, я на секунду превратился в камень. Теперь волки оставили только один свободный выход — к обрыву. Холодная волна прокатилась по спине. Ужас снова охватил меня.
Не думая и не целясь, я выстрелил, схватил ружье за дуло и с криком бросился прямо на волков. Они отскочили в сторону.
Почти в то же мгновение в полукилометре раздался еще выстрел, а за ним громкий крик. Это был голос Саши.
С воплем «Саша! Саша!» я сломя голову бросился вперед.
Через минуту тропа неожиданно пошла вниз, и я едва удержался на ногах. Впереди и внизу слабо засветилась вода. Неглубокий, но широко разлившийся ручей сбегал с террасы метрах в ста от палатки. Поднимая фонтаны брызг, с шумом скользя на тинистых камнях, я перескочил на ту сторону…
…Только теперь, задыхаясь, оглядываюсь. Ни горящих глаз, ни темных силуэтов не видно. Медленно, держась рукой за грудь, с бешено колотящимся сердцем бреду к палатке. За тонким брезентом горит свеча. Ночью наше маленькое убежище светится, как китайский фонарик…
Отдышавшись и сменив мокрую одежду, рассказываю Саше о волках.
— Удивительно, — говорит он, расставляя на вьючном ящике посуду для ужина, — что они на вас не накинулись.
— Да… Может быть, в это время года волки еще по нападают на людей? Л может быть, они боялись… Ведь я кричал, стрелял, зажигал спичку!
После ужина, уже за полночь, я вышел из палатки и остановился на краю террасы. Внизу глухо шумел лес. В небе высоко поднялась ущербная луна, слабо осветив горы с темными провалами ущелий. Под обрывом на пойме было темно. Оттуда тянуло сыростью и холодом. Когда я уже собрался вернуться в палатку, издали, с террасы, донесся протяжный волчий вой. Я поспешно запахнул входную полость.
— Слышишь?
— Слышу! — тихо ответил Саша. — Надо зарядить ружья!
Костер
Геолог не должен ходить в тайге один. С каждым, даже самым опытным, может что-нибудь случиться в маршруте.
Стометровой пропастью обрываются внутренние склоны кратера
Одна из типичных для Анюйского вулкана сфероидальных лавовых бомб. Сфотографирована в плоскости экваториального пояска
Канатная лава, стекавшая со склона паразитического конуса