По ту сторону ночи

Устиев Евгений Константинович

Следующим утром мы вышли из вагона пригородного поезда. Пройдя мимо раззолоченного Елизаветинского дворца, мы увидели вскоре старинное приземистое здание с примыкающими к нему длинными, как гробы, серыми сараями. Это и была знаменитая на весь мир своими художественными изделиями из цветного камня Петергофская гранильная фабрика. Всякий, кому приходилось бывать в Эрмитаже или в бывших дворцах русских царей и петербургской знати, конечно, видел удивительные по красоте и ценности изделия — колонны, камины, канделябры, гигантские вазы, поразительные по тонкости мозаик столешницы, подставки, подвески, шкатулки, табакерки и всякие причудливые безделушки из полированного, как зеркало, драгоценного и полудрагоценного камня. Во всех этих шедеврах мастерство резчика сочеталось с талантом и фантазией художника. Пожалуй, только китайцам уступали русские камнерезы в необыкновенном искусстве находить применение всем индивидуальным особенностям самоцветов. Неожиданное красочное пятно, причудливо ветвящаяся жилка, даже портящая кусок трещина, — все использовалось художником-резчиком, руки которого создавали неповторимое в своей оригинальности каменное чудо.

Вскоре мы уже поднимались по очень пологой лестнице сумрачного здания «алмазной мельницы», возведенной в 1725 году в Петергофе по повелению Петра Первого.

Шагая по гулким плитам широкого коридора, не можешь не думать о бесчисленных ногах, топтавших этот истертый серый известняк вот уже больше двухсот лет. Необъятно толстые стены эхом отзывались на шарканье лыковых лаптей, и на перестук придворных туфель с красными каблучками, и на скрип солдатских сапог, и на малиновый звон серебряных шпор на ботфортах. Текли столетия, менялись поколения, а петергофская колыбель русского камнерезного искусства все удивляла мир своими рассчитанными на вечность изделиями, несущими в жизнь пластичную красоту форм и гармонию неувядающих красок. Правда, долгое время эти каменные сокровища ума и рук были доступны только избранным. Сейчас они радуют глаз и воспитывают любовь к красоте в миллионах.

Первое, что мы увидели в тот памятный день, были оставшиеся еще от Михаила Васильевича Ломоносова запасы цветной стеклянной смальты. Главный инженер провел нас к стеллажам, где лежали бесформенные куски и прямоугольные отливки полупрозрачного искусственного камня — красного, зеленого, желтого, синего, фиолетового и молочно-белого.

Ломоносов очень увлекался смальтой и разработал в своей лаборатории несколько технических рецептов, по которым его помощники изготовили много материала для цветной каменной мозаики.

— Именно из этой смальты Ломоносов создал свою «Полтавскую баталию», — сказал Владимир Ильич. — Вы помните ее?

Еще бы не помнить это громадное мозаичное панно, украшающее вход в Большой конференц-зал Академии наук на Университетской набережной в Ленинграде. Оно завершает роскошную мраморную лестницу, занимая весь широкий простенок на верхней площадке. Это точно рассчитанный зрительный эффект: поднимаясь по пологим маршам, не можешь оторвать глаз от замечательной мозаики и видишь ее в разных ракурсах и степенях приближения. Гениальный ученый и талантливый художник, Ломоносов выбрал для сюжета самый напряженный момент решающего сражения. Шведская армия еще не сломлена. Один из полков в каре с развернутыми знаменами беглым шагом движется на укрепления русских. В голубом небе взвиваются кудрявые дымки пушечных залпов. На поле сражения мчатся лошади без всадников. Повсюду лежат убитые и раненые. Петр готовит фланговую атаку. Вздыбив громадного коня, он обернулся к зрителю и, высоко подняв длинную шпагу, кричит слова команды. Его лицо грозно и весело. За ним уже пришпорили скакунов генералы в пудреных париках. Солдаты в киверах тоже сейчас ринутся на врага. Их движения стремительны, а повернутые вполоборота лица полны воодушевления. От картины веет громом битвы и предчувствием победы…

Мы с уважением смотрим на громоздящиеся перед нами штабеля старой смальты. Удивительная долговечность человеческих творений всегда поражает мысль. Даже символ бренности — бумага надолго переживает пишущего, камень же не имеет сроков. Подумать только, что «Полтавская баталия» создавалась Ломоносовым именно из этих плиток в те времена, когда Екатерина только стала императрицей, Наполеон не родился, а его будущий победитель — Кутузов был юношей. И все-таки в наши дни, во времена торжества освобожденной и расцветшей России, мозаика Ломоносова свежа и блещет красками так же, как и двести лет назад. Такой же она будет, наверно, и через тысячу лет после нас; что значат эти тысячелетия для камня, способного сохранять свой цвет и свойства миллионы лет!

— Смальта, конечно, не расходуется? — спросил Владимир Ильич.

— Нет, мы недавно выделили немного рубиновой смальты для пробных образцов светящихся звезд в Московском Кремле; их установят вместо царских орлов на башнях.

Инженер взял со стеллажа кусок смальты цвета голубиной крови и протянул его нам.

— Вот и старик Ломоносов простер руки свои к делам наших дней! — тихо произносит один из членов комиссии. За его улыбкой видна взволнованность. Мы молча смотрим на поблескивающую огнем смальту.

Обширный двор фабрики загроможден посеревшими от дождей ящиками, деталями старых машин и большими глыбами цветного камня. Перед входом в один из складов вросли в землю два громадных обломка розового пятнистого гранита.

— Они лежат здесь почти сто лет. Это остатки от монолитов, из которых выточены колонны Исаакиевского собора, — пояснил наш вожатый.

— Какие громадины!

— Да ведь и сами колонны совершенно уникальны…

Главный инженер с горечью заметил:

— К сожалению, культура камня находится сейчас в упадке. Месторождения заброшены, заказов все меньше. Мы вынуждены сокращать производство.

— Поверьте, что упадок камнерезного искусства минует. Государство год от года богатеет, вместе с благосостоянием возвратится и потребность в цветном камне!

— Я тоже верю в это, но пока фабрика живет лишь прежней своей славой.

Мы вошли в длинный сарай, в котором пахло пылью. Справа и слева вдоль стен лежали разделенные низкими деревянными перегородками большие груды поделочного камня.

— Это склад яшмы, — сказал инженер. Взяв потрепанный веник, он обмел пыль с ближайших глыб. Перед нами запестрели причудливыми узорами и удивительными красками кремнистые камни Урала и Алтая.

Вот знаменитая пестрая орская яшма. У нее такой богатейший узор из белых, желтоватых и огненно-бурых пятен, жилок и извивающихся полос, что даже на необработанных ее поверхностях можно угадать самые необыкновенные пейзажи и фигуры. Недаром эта яшма еще в конце XVIII века была названа картинной.

А тут изумительная по благородству серо-голубовато- го тона, безузорная калканская яшма, из которой можно резать самые тонкие каменные изделия.

Здесь же рядом громоздятся большие глыбы ленточной кушкульдинской яшмы; у нее чередуются слегка волнистые полосы красного, зеленого и бурого цвета.

Петергофская гранильная фабрика на весь мир прославила все эти несравненные по красоте яшмы Южного Урала. Годы, а иногда и десятки лет трудились безвестные камнерезы, чтобы выточить и отшлифовать удивительные произведения искусства, украшающие сейчас залы наших музеев и дворцов.

В дальнем конце склада хранились запасы яшм Алтая. Мы увидели серо-стальную с розовыми пятнами — риддерскую и серо-фиолетовую — коргонскую яшму. Особенное впечатление оставляли массивные монолиты серо-зеленой струйчатой ревневской яшмы со светлым муаровым узором. Крупный рисунок позволяет применять ее лишь в больших изделиях. Именно из ревневской яшмы вырезана колоссальная эллиптическая ваза, стоящая сейчас в одном из залов Эрмитажа. Это чудо гранильного искусства. В вазе одновременно могло бы поместиться до десяти человек; и при таких же размерах нужно видеть поражающую точность формы и тонкость резьбы.