По ту сторону нуля
Шрифт:
В подобных декларациях Алекс отнюдь не кривил душой, он так думал, и ему нечего было стыдиться. Только в своей естественной среде, вне навязанного ангажемента, он следовал правилам хорошего тона, соблюдая здравые пропорции критики и позитива; именно за это его ценили условные свои, точнее, их некоторый сегмент, и, оказалось, предводитель одиозного режима.
Так или иначе, Алекса незаметно прихватывал стокгольмский синдром, уравнивающий приоритеты жертвы с интересами угнетателя. Оттого реакция заказчика, некогда призвавшего соблюдать оригинальное кредо, на коррекцию Алексом стиля прогнозировалась с трудом.
Пробежка на Пресненской набережной окончена, и связка под водительством Саши торопится убраться из зоны людской активности. Парадный подъезд «Башни Федерации» не для них – запружен офисным планктоном большую часть дня. Задействовав электронный пропуск, связка ныряет в подземный паркинг. Впрочем, ничего нового. Паркинг для Алекса – условная форточка, через которую он соприкасается с внешним миром. Должно быть, по соображениям конспирации этот маршрут предпочтительнее сообщению через лобби, что, скорее всего, справедливо.
Между тем перемещение по стоянке не из простых: спуск-подъем пешком по узкой обочине, так что в час пик, как сейчас (восемь утра), смотри в оба. Наконец они на уровне «минус один», до лифтов рукой подать. Но тут Саша, на корпус впереди, струнит шаг, напрягаясь при этом. Выставляет руку, блокируя движение подопечного. Алекс морщится, раздражаясь на маневры секьюрити, обернувшие его существование в диету почечного больного. «Кто на сей раз – собака без намордника?» – ворчит он.
Схватившись за живот, Саша проседает, вытряхивая Алекса из благостного смакования мелодии мышц. Его рефлексы, казалось бы, увядшие, срабатывают как в юные годы – поймав Сашу за капюшон, Алекс тянет ее на себя, разворачивая при этом. В центре ее живота – подобие стрелы без оперения – тонкий стальной стержень 2 мм толщиной и 10 см длиной. Тем временем Саша обмякла – конечности словно чужие, но пульс прощупывается.
Покушение персонифицируется четырьмя боевиками в балаклавах, надвигающихся с мягкостью пумы и оглядывающихся, казалось, в ожидании транспорта. Один из них сигнализирует Алексу, поднеся глок к губам: мол, не дергайся, мы хоть и по твою, но пока неприкосновенную душу…
Тут в тылу действа объявляется новая четверка, куда более грозная, чем первая, горланя: «Оружие на пол, мордой в землю!» Первые будто подчиняются, начав проседать, якобы в намерении приземлить стволы, но в полуметре от поверхности с акробатической сноровкой перекручиваются, открывая стрельбу по невесть откуда взявшимся соперникам. Спустя несколько мгновений обе четверки умаляются вдвое, продолжив, однако, четырьмя стволами неистово стрелять.
Не держи Алекс за руку Сашу, сраженную, похоже, инъекцией, то воспринял бы событие, как случайное пересечение с киномиром – настолько эпизод отдавал штампами боевиков с участием каскадеров. Все же свист пуль мало-помалу вернул ему ощущение реальности, сделали свое дело и обездвиженные
Под плотным огнем Алексу бы залечь пластом, да еще за какой-нибудь преградой. Он же, сама отстраненность, стал флегматично собираться: проверил свой нагрудный карман, вытащил из куртки Саши пропуск, вновь прощупал ее пульс и… поцеловал Сашу в макушку. Неспешно встал и зашагал на выход из паркинга, откуда минутами ранее со своей секьюрити прибыл.
Ужас трагедии нагнал Алекса только на Краснопресненской, куда он, точно сомнамбула, устремился. «Очнулся» он от воя сирен, с каждой минутой нараставшего, и запаха беды, насытившего окрестности. Остановился, и, мелко дрожа, высматривал такси. В какой-то момент сообразил, что на торговой стороне набережной шансов поймать колеса куда больше. И правда, вскоре он отчаянно замахал рукой, зазывая такси, которое высаживало растрепанную девушку, похоже, проспавшую ежеутренний гонг на работу.
– Мне махал? – уточнял таксист через приспущенное окно. – Не разобрать: будто с похмару колбасит тебя… Куда?
Алекс порывисто распахнул дверцу и словно катапультировал свое массивное тело на пассажирское кресло. Не сказав ни слова, плавно махнул ладонью: вперед, мол.
– Ты впрямь после вчерашнего… – водитель, чуть за тридцать, отстранился, придирчиво осматривая чудаковатого пассажира во влажной спортивной униформе с белым как полотно лицом. – Э-э, отец, ты что, потеряшка? Думаешь, дома расплатятся? Так не пойдет!
Тут Алекс окончательно опомнился, допетрив смысл «с похмару». Извлек бумажник и приоткрыл отделение с банкнотами. Вопросительно взглянул на визави.
– Может, напишешь, куда? Коль с базаром не дружишь… – предложил таксист-балагур.
– Ты лучше сам, черкани в навигаторе… посольство Израиля, – разомкнуло, наконец, Алекса. – Улицу не знаю…
– Эка невидаль: Большая Ордынка 56. И техника без надобности… – хмыкнул водила.
– Иди ты! – дался диву Алекс.
– Не понял!? – вскинулся таксист.
– Это не тебе, – оправдывался Алекс. – За тридцать лет, выходит, адрес не поменялся.
– Что за хрень? ГИБДД, Росгвардия, менты, ФСБ – полный комплект. С какого перепугу? – изумился таксист спустя минуту пути, увидев, что Пресненская перекрыта барьерами и спецтранспортом. – Шишка какая-то или стряслось чего?.. Ба, а скорых сколько! Теракт, видать!
– Я тороплюсь, – заметил, похоже, отвлекая внимание водителя Алекс.
Таксист затормозил и произнес в микрофон рации: «Что там, в районе Москва-сити? Пресненская перекрыта». Не дождавшись ответа, перенаправил свое любопытство к пассажиру: «Ты часом не оттуда? Прикид-то подходящий…»
– А ты что, ДНД? – мгновенно парировал пассажир.
– Что за гусь? – смутился водитель.
– Ментовские волонтеры во времена совка, стукачи, если совсем просто… – разъяснил Алекс, навлекая на себя разбитную приблатненность. После чего с пацанским гонором: – Так ты едешь или как? А то сойду!
– Я что? Согласно дорожной обстановке… – сгладил острые углы таксист, то ли вспомнив о выручке, то ли прогнувшись перед «авторитетом», весьма правдоподобно, без лишней рисовки Алексом разыгранным.