По ту сторону отражения
Шрифт:
– Эй, – рассердился синеволосый, – я же серьезно! Я за тебя беспокоился!
– Да ну? – игриво хлопнула его по колену Нинка. – У тебя мозг есть?
– Да.
– Видимо, очень крошечный, мой синенький пупсик.
И она рассмеялась, но в ее взгляде впервые за много лет появилось что-то вроде нежности.
Когда Нинка рассказывала мне это, она опять смеялась. А я умилилась.
– Нин, он же беспокоился о тебе! Какой заботливый! – искренне порадовалась я за подругу.
– Ага, куда деваться от его
– Почему?
– А потому что он дебил.
– Весомый аргумент. А что у вас было дальше? – поинтересовалась я.
– А дальше он привез меня к высотке, которая строится в центре города, ну, около спорткомплекса «Цезарь», и потащил меня на ее крышу.
– А как же вас пропустили? – удивилась я.
– Этот дурак в заборе дырку знает, – засмеялась Нинка, и ее смех казался мне странным – слишком добрым для Нины Журавль. Какие метаморфозы! Доброта пробирается в черное сердце подруги – это очень странно!
Глядишь, Нинель и вовсе с ума сойдет. Связались, называется, с группой «На краю». Сами на краю дурдома оказались.
– И что вы на крыше делали? – поинтересовалась я. Курсовая оставалась на ночь.
– Сидели, пили вино, ели шоколад, смеялись, точнее я над ним смеялась, а он был серьезным, как дедушка Лесовик. Но он был таким угарным! Сидел, сидел и вдруг спросил такое…
– Королева, тебе Кей нравится?
Нинка чуть не подавилась новым кусочком горького шоколада с цельным миндалем.
– В смысле? – с трудом откашлялась она.
– В прямом, – грустно улыбнулся синеволосый, держа бутылку с вином в руке – они пили прямо из горлышка.
«Откуда Рыло знает? Неужели моя симпатия к Кеечке так заметна?»
– А тебе-то что? Ревнуешь дружка ко мне? – попробовала отшутиться Нинка.
– Я серьезно, – не глядя на блондинку, вновь спросил парень.
– Нет, – легко соврала ему Журавль, в голове которой сидела навязчивая рисованная картинка: тетя Эльза оставляет все завещание ей одной. Келла же на рисунке был изображен в роле печального синенького мостика, натянутого между двумя родственницами Журавль.
– Хорошо, – несколько повеселел доверчивый ударник «На краю». Они сидели абсолютно молча минут двадцать и оба смотрели на черное бархатное небо, которое, впрочем, с восточной стороны уже чуть светлело. Иногда они почти что синхронно переводили глаза на серые спящие здания или на многочисленные неоновые огни, пытающиеся завлечь покупателей даже ночью. Изредка поглядывали на месяц, около которого кто-то очень щедрый насыпал кучу звезд. Нинке почему-то скопления небесных тел напоминали неприличное слово из трех букв, и она изредка хихикала и ела шоколад, которым Келла предусмотрительно запасся в больших количествах. Сам он просто пил свое вино, взбалтывая его и сосредоточенно глядя на рубиновый напиток.
– Холодно, – сказала первой блондинка.
Келла без слов посадил ее к себе на вытянутые ноги и, прижав к груди,
Девушка незаметно прикрыла глаза, чтобы парень, не дай бог, не подумал, что ей приятно чувствовать его тело.
– Теплее?
– Теплее.
– Моя Королева.
– Дурак. – Нина, сама не замечая, погладила парня по руке. Он чуть крепче прижал ее к себе.
– Ты сегодня ну очень странный, котенок мой облезлый, – высказалась, наконец, Ниночка.
– Да?
– О, да. Ты что-то хочешь мне сказать?
– Нет, Королева. Я просто хочу с тобой так сидеть.
– Просто сидеть? – уточнила девушка.
– Просто-просто. Ну можно поехать ко мне домой и сидеть там.
– На чашечку кофе, – утвердительно произнесла девушка.
– Да, – согласился Келла.
– Да не за что, осел. Сам себя чашечкой кофе угости, – было ему ответом. – Любая дура знает, что такое эти ваши «чашечки».
– Я тебя люблю, – неожиданно невпопад сказал Келла.
– Меня многие любят, – усмехнулась блондинка, не показывая ему, как она довольна. Нет, как счастлива.
«Вот это замес… Любит. Любит. А-а-а! Я тебя сделала, сделала, сделала, – думала она про себя, совершено забыв про то, что Келла вроде бы «привороженный».
– Можно, я закурю?
– Валяй. Давно куришь? – Нинке надоело сидеть, и она поднялась к неудовольствию парня с его колен. Невзначай она задела бедром его плечо. Келла силой воли заставил себя не раздевать девушку взглядом.
– Давно. Лет с тринадцати. Ты пробовала когда-нибудь?
– Естественно. Это одна Катя у меня умничка, и ничего такого… Не дыми на меня, папа будет ругаться, если почувствует запах. – Строго добавила девушка.
– Твой папочка обнюхивает твою одежду?
– Тысяча демонов, ты такой кретин. А ты меня по-настоящему любишь? – кокетливо спросила Нинка, когда Келла прикурил. Когда курил он, ее это даже не раздражало. Когда остальные – она бесилась. Парадокс?
– Нет, по-искусственному, – отвечал ей он, раздраженный сверх всякой меры.
– Идиот, – мигом надулась его Королева, встала и уселась на самый край крыши, болтая в воздухе ногами.
– Эй, – обеспокоился Келла, – не навернись, мне в тюрягу не хочется из-за тебя попасть.
– Почему из-за меня? Если я упаду, то ты тут чисто теоретически виноватым не будешь, мой мальчик.
– Твой милейший папочка подумает по-другому. Ну же, иди ко мне, Королева. Иди обратно, – он отбросил окурок в сторону.
И она пришла. Келла снова усадил девушку к себе, аккуратно поцеловал в висок. Они посидели так еще немного, а потом Нина вырвалась и села рядом, прислонившись к его плечу. Келла чувствовал, что в нем играют неоднозначные желания: первое и вполне естественное как раз и было символически связано с «чашечкой кофе», зато второе было синеволосому несвойственно – он хотел нежности. Нежности от этой дурной и двуличной блондинки. Теперь она напоминала ему маленькую капризную девочку, которую нужно крепко обнять и осторожно гладить по волосам и спине.