По ту сторону смерти
Шрифт:
– Тем не менее, я вполне горд собой, - продолжал Белл.
– После того, как он полоснул меня, мне удалось ударить парня прямо по лицу. Я не знаю, кто был больше удивлен этим: я или он. Большинство людей сдаются, сами знаете. Они хватаются за рану и молят о пощаде, которую здесь не получат. Но не я. Я просто разозлился и набросился на него. Думаю, сказались все эти месяцы стресса и хранения в себе этого огромного чувства несправедливости. Я просто ждал момента, чтобы выплеснуть это на кого-то. Забавно, я привык проводить время в спортзале, просто чтобы быть в форме, но поднимал тяжести так много лет, что, когда я, наконец, нашел правильное применение
– Полагаю, что да, - уступил Том.
– Но не в этом месте. Они уже напечатали статьи, но такие как: «Леди-киллера полоснул ножом по лицу мстительный заключенный», будто парень на самом деле знал Ребекку. Не было никакого упоминания, что я нокаутировал напавшего на меня. Они за это отправили его в одиночку, но ему плевать. Приговоренные к пожизненному, - добавил он печально, - их просто невозможно контролировать.
– Все же, я ни о чем не сожалею, - добавил Белл.
– Вы не сожалеете, что ударили его или что вас порезали лезвием от бритвы?
– Ни о том, ни о другом, - спокойно сказал Белл.
– Он оказал мне услугу, по правде говоря. До того момента я жил в камере с двумя другими мужчинами, - объяснял он.
– После того, как они меня подлатали, я провел несколько дней в госпитале под хрустящими белыми простынями. Затем, когда они вернули меня обратно, я получил отдельную камеру подальше от отморозков и гангстеров, потому что здесь все еще есть несколько людей, которые хотят убить меня. У Ребекки почти что фан-клуб. В любом случае, начальник тюрьмы знает, что будет выглядеть очень глупо, если со мной еще что-нибудь произойдет.
Он показал на яркий шрам на своем лице.
– Это сделали местные, а он не любит репортажей в газетах, которые показывают его, как неспособного держать под контролем свою собственную тюрьму. Так что я теперь нахожусь в одиночном заключении для моей собственной безопасности, что я очень ценю.
– Вот почему мы одни сейчас?
Белл кивнул.
– Мой адвокат хотел засудить их задницы, но я убедил его не делать этого. Скажем просто, что начальник тюрьмы оценил мое усмотрение. В результате, я получил определенные негласные привилегии: одна из них - время сегодня с вами здесь наедине, покуда Эндрю будет в комнате вместе с нами, - он показал на тюремного охранника.
– Личная камера - еще одна привилегия, они больше никоим образом не могут гарантировать мою безопасность, - он пожал плечами.
– Я получил некоторую приватность, чувствую себя в большей безопасности, моя камера не воняет другим мужчиной: нет худа без добра.
– Это довольно экстремально.
– Ну, я в экстремальной ситуации, Том, - Белл специально обвел глазами помещение, - вы не заметили? Они часто вешали здесь людей, как вы знаете. Снаружи во дворе. Представьте себе это. Последний мужчина, которого повесили в Даремской тюрьме был двадцатилетним солдатом по имени Брайан Чэндлер, который убил старушку... молотком, - и он иронично разинул глаза от совпадения.
– Я полагаю, они бы повесили меня, если Ребекка была бы убита в пятьдесят восьмом году, но, как и продолжаю говорить всем, я не делал этого.
– Вы продолжаете говорить это, - сказал Том, - но никто, кажется, не верит вам.
– Моя жена верит мне, - сказал он, - и больше никто, несмотря на факт, что против меня очень мало улик.
– Вы изучали английский в колледже?
– Том поменял тему.
– Предпринимательство, почему вы спрашиваете?
– Я вспомнил ваши письма, - он процитировал: - «Яд, что капает с пера этих так называемых журналистов»?
– Вы насмехаетесь надо мной, Том?
– Нет, - ответил Том.
– Я просто заметил, что вы умеете обходиться со словами, - Том внимательно посмотрел на Ричарда Белла.
– Мне просто интересно были ли вы писателем в свое свободное время, вот и все.
Белл покачал головой.
– Не писателем, но я могу оценить хорошо построенную фразу и свободное время, как вы назвали его, - это все, что у меня теперь есть. Я выбирал свои слова тщательно, потому что от них многое зависело. Я много читаю. Это единственное, что здесь есть хорошего. Они не возражают, что у нас есть книги, и я поглощаю их. Здесь абсолютно нечего больше делать. Мы заперты по двадцать три часа в сутки, так что книги - все, что у меня есть. Я прочитал ваши за день. Подумал, что они исключительны, - Том проигнорировал комплимент.
– Думаю, что смог бы рассказать довольно неплохую историю, если бы у меня был такой шанс.
Том наклонился вперед.
– Тогда почему бы вам не рассказать мне свою?
Ричард Белл начал свою историю.
– Я в ловушке. Я имею в виду не только здесь. Я в ловушке иного рода. Вы знаете, в чем заключается дилемма невинного человека, Том?
– Думаю, что да.
Но Белл посмотрел на него как на студента, все еще не давшего удовлетворительный ответ, так что Том продолжил.
– Вы были приговорены к пожизненному заключению за убийство, но пожизненное не обязательно означает всю жизнь. Вы можете подать на досрочное освобождение, когда отбудете треть срока наказания. Большинство убийц не отбывают полное наказание. В среднем пятнадцать лет, но, если человек ранее не переступал закон, если при ходатайстве о досрочном освобождении удастся доказать, что человек сорвался по каким-то причинам или его спровоцировали и что высока вероятность того, что он больше никого не убьет снова, то сможет выйти на свободу менее чем через десять лет.
– Такое случается примерно с одним из десяти осужденных убийц, - подтвердил Белл.
– Их отпускают обратно в общество продолжать свою жизнь, - сказал он, - будто ничего никогда не происходило, но... и это очень большое но...
Он умолк и позволил Тому завершить за него мысль.
– Убийца должен признать вину.
– Именно.
Белл кивнул, одобряя степень знания журналистом правовой системы.
– Чтобы запросить досрочное освобождение, заключенный сперва должен признаться в своих преступлениях. Он должен проявить достаточное раскаяние за боль и страдания, которые причинил. Он должен выплатить свой долг перед обществом и полностью реабилитироваться.
Он развел руками перед Томом.
– Но что если он этого не делал? Если он невиновен. Что тогда?
– Он может не захотеть сознаваться в преступлении, которого не совершал, так что он никогда не сможет подать на досрочное освобождение, и ему придется отбыть полный срок.
– Пожизненный, - согласился Белл, - что в моем случае равен двадцати четырем годам, согласно постановлению суда. Я отбыл два, так что осталось только двадцать два, - пылко произнес он.
– Мне будет пятьдесят шесть, когда я выберусь отсюда, если предположить, что я до этого удобненько не умру, что весьма вероятно.