По ту сторону

Доставалов Александр

Командир «волков», высокий офицер с перевязанной рукой, докладывал, тщательно подбирая слова:

— Действовать под прикрытием российских спецслужб мне показалось неразумным. Без психологической поддержки нам могли элементарно не поверить. Если бы нарушители отправили к властям только одного или двух человек, а сами разъехались в разные стороны, это означало бы полный провал операции. Перехват был единственно правильным решением, и ребята старались даже больше, чем всегда.

«Еще бы, — подумал Ивс. — С глюконатом «С» кто угодно стараться будет».

— Согласно карте, там три больших дороги: на Москву, на Санкт-Петербург

и, с небольшим крюком, на Ярославль. Угадать движение нарушителей после достижения ими шоссе представлялось невозможным, перекрыть все три дороги силами только «волков» я реально не мог, поэтому принял решение перехватить объекты, пока они движутся компактной группой и не успели выйти к шоссе. Я рассчитывал, что нарушители потеряют какое-то время на ориентировку и помощь своим раненым. У нас была подробная карта, и след мы взяли сразу, но по времени все равно пошел сбой — они не ориентировались, а сразу двинулись к шоссе. У меня сложилось впечатление, что нарушители либо знали местность, либо кто-то их встречал. Мы развернулись в «бредень», с тем чтобы перекрыть максимальную площадь, нам удалось их нагнать, но замкнуть кольцо не получилось. Они странным образом почувствовали наше приближение и бросились врассыпную; соответственно, огонь на поражение открыли с запозданием и прежде, чем с ними соприкоснулась основная часть бойцов. Как минимум, двоих нарушителей мы успели ликвидировать, но пересеченная местность, близость шоссе и вмешавшиеся в бой полицейские вертолеты осложнили преследование. В результате тяжелого боя мы блокировали все три направления дороги на четыре с половиной часа, уничтожили все машины, которыми могли воспользоваться нарушители, кроме того, удалось прочесать значительную часть леса. Однако судьба прочих объектов неизвестна, опознать их трупы среди горящих машин не удалось. Считаю задание частично выполненным, обращаю ваше внимание на чрезвычайные условия поиска и большие потери личного состава. Прошу ограничиться обычными мерами взыскания, Обергруппенфюрер, от «волков» осталось девять человек.

Ивс кивнул. Лицо его было непроницаемым. Повинуясь слабому движению руки, офицер щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

Когда за ним закрылась дверь. Ивс какое-то время просто сидел, глядя в стену перед собой. Затем отдал распоряжение:

— Расстрелять всю группу.

Итак.

Прорыв закрыть не удалось, надо начинать фазу «Гейзер» немедленно. Не дожидаясь окончания строительства под Мельбурном. Не дожидаясь передислокации крутолетов в Северной Америке. Не закончив фильтрацию даже в передовых частях.

Это было плохо. Это было очень плохо. Это ставило под удар всю операцию; снижало вероятность успеха с расчетных девяноста семи примерно до восьмидесяти процентов. Росли ожидаемые потери. Но дальше будет еще хуже. Операцию следовало начинать немедленно.

Ивс снова посмотрел на часы. Хорошо, что он еще накануне отдал необходимые распоряжения. Хорошо, что эпидемия у них уже идет. Плохо, что она не развернулась во всей положенной мощи.

Ничего. Можно играть и от восьмидесяти процентов.

— Вот она, платформа. Это все?

— Все.

— Оксана убита, Рома убит, Миша и Маша тоже. Юлька, может быть, еще найдется. Господи… А мы опять не там, где надо.

— Не может быть. Ты уверен?

— Да шо ты еунду спаиаешь? — злобно сплюнул красным Игорь.

— Сергей говорит, что здесь уже восемь лет президентом какой-то Яблочкин.

— Премьер, а не президент. Президентов у нас никогда

не было.

— Понятно. А власть, значит, у премьера.

— В принципе, да. Хотя главой государства считается император Всероссийский. Но он еще мальчик, и это так, бутафория.

— Понятно. В общем, из огня да в полымя. Ну, и как тут у вас жизнь? Рассказывай.

— Вы же к властям собирались.

— Мы уже не торопимся.

— Вы же предупредить о чем-то хотели.

— Ты рассказывай, Сережа, рассказывай. А ты, Мирра, слушай. И не дай бог тебе, парень, соврать.

— Да перестань меня пугать, ничего ты мне не сделаешь. Чего рассказывать-то? У нас монархия. Конституция. Лучшая в мире страна. Хотя, если честно, Англия ничем не хуже. Да нормально у нас все. Кстати, — Сергей показал на бледного как смерть Димку, — ему в больницу надо.

— Без тебя разберемся. Мы тут уже попали в больницу. Прошлый раз.

— Ты повежливей с ним, Евген. Он мне жизнь спас. — Маленький Гера с полностью заплывшим глазом дружелюбно улыбнулся Сергею. — Ты на него не обижайся. Столько шли — и не туда пришли. И Юльки нет. Вот он и нервничает.

Через десять минут, выслушав «отчет» Сергея о новой России, скалолазы уже звонили в полицию. В нескольких километрах от платформы грохотал бой.

Генриху хотелось есть. В этом чертовом холодильнике не было ничего, кроме банки из-под майонеза и засохших капустных листьев.

«Где мама, почему я все время один? Я не умею жить один», — подумал Генрих. Он представил курицу с поджаристой, коричневой, румяной корочкой и мелко нарезанной картошкой и трудно сглотнул слюну. Нужно было идти на улицу добывать еду. Именно добывать, ведь денег у него не осталось ни пфеннига.

Матери не было уже третьи сутки, и он за это время умял все съестное. Они совсем недавно приехали в этот проклятый город. Лучше бы им остаться в Оснабрюке, там хотя бы было к кому пойти. Мысль о том, что нужно надевать респиратор и выходить на улицу, не давала Генриху покоя. Он надеялся, что сейчас повернется ключ в замке и войдет мать с сумками, полными еды, и все снова будет хорошо. И чем дольше он об этом думал, тем яснее понимал, что нужно одеваться. В животе давно уже не было ничего, кроме желудочного сока.

Натянув на себя необходимую одежду, Генрих открыл дверь. По телевизору, по двум оставшимся программам постоянно передавали, как следует одеваться, как закрывать руки и лицо. Эпидемия. Предостерегали от личных контактов и напрасного выхода на улицы. Хочешь жить — сиди дома. Сиди дома и кушай занавески.

Ему в нос ударил сильный запах. На лестнице лежало тело. Это был мужчина средних лет с изъеденной язвами кожей, на больших руках чернела засохшая кровь. Рядом валялся пиджак, который, видимо, сняли, а потом почему-то бросили тут же. Может быть, забрали бумажник. Судя по всему, тело пролежало уже несколько дней. Генрих не удивился и даже не поморщился, глядя на труп этого человека: за последнее время он начал привыкать к покойникам.

На улице оказалось холодно. Генрих посмотрел вверх и увидел чистое, голубое небо. Этому небу было совершенно наплевать и на его маму, и на него самого. Движения на дороге не было, да и не могло быть — посреди перекрестка стоял громадный автокран, врезавшийся стрелой в зеркальную витрину аптеки, а вокруг громоздились несколько косо стоявших и даже перевернутых легковых автомашин. Над всем этим кладбищем тупо работал светофор, то разрешая, то запрещая движение.

Генрих успел завернуть за угол и вдруг услышал выстрел, а затем хохот.