По велению Чингисхана. Том 2. Книга третья
Шрифт:
– Хм… Кто же они?
– Монголы!..
– Что, монголы?! Как это они единственные оказались такими правдолюбцами? – спросил Чао-Линь специально, будучи сам прекрасно осведомлен о монголах.
– Потому что основной политикой, главным критерием их нового Ила является правда, правдолюбие. Даже врага, говорящего прямую правду, выражающего истинные свои мысли, они превращают в друга, доверяют ему. Больше всего они опасаются лжи, хитрости, лести. Потому что такой человек становится предателем. Лжецов они наказывают сурово.
В словах Элий-Чусая есть резон. Не только монголы, но и любой молодой, начинающий вставать на
Действительно, буквально на глазах растет и крепнет здоровое племя с чистыми помыслами и великими устремлениями. Монголы привлекают к себе самых лучших, выдающихся людей всех ближних народов. С каждым годом все крепнет и мужает новый Ил.
Чао-Линь хорошо понимал Элий-Чусая. Но чем больше он размышлял, понимал, тем больше возникало сомнений, неразрешимых вопросов. Неужели человек с самого начала создан так, что проживет на земле, так и не постигнув до конца дней своих всех тайн? Видимо, так.
Почему народ хани, в течение многих веков никому не дававший поднять глаза долу, вдруг так обессилел, превратился в сонную и вялую людскую массу? Почему так бессловесно терпит невиданные притеснения и унижения? Сколько веков прошло, как он покорно живет под пятой немногочисленного, не имеющего ни прошлого, ни вчерашнего народа, даже до недавних пор без своей письменности?
Нет ответа.
Понять и объяснить это простому смертному не под силу. Каждый представитель угнетенного народа всегда с тайной надеждой встречает любые новые вести, всякие смутные времена. Ждет чего-то хорошего. И сейчас все зорко следят за каждодневно меняющейся обстановкой. При этом не заметно никаких признаков пробуждения Великого Китая. Народ, словно безнадежный больной, смирившийся со своей участью, все так же вял и равнодушен. Виноват он или безвинен – готов покорно подставить под розги спину. Почему так покорен, кроток? Почему не осмелится распрямиться перед угнетателем или хотя бы посмотреть прямо в глаза?! Но почему также существует убежденность, что в конце этой дороги горя, когда уже будет виден край, произойдут спасительные перемены?! Нет ответа и выхода не видать!
А теперь ниоткуда вот возникли монголы… Кто они? Спасители или каратели?!
Глава седьмая
в Балагасуне
То, чего удалось добиться правительству Сун в г. до н. э., позволило мудрецу, рожденному в следующем поколении в соседнем центральном государстве Лу, обессмертить себя в своем нетленном творчестве. Конфуций посвятил свою жизнь делу спасения китайского общества от самоубийства через наставление его правителей на философский архаический путь. Однако личный опыт Конфуция лишь передает меру оживления, охватившего общество накануне конфедерации г. до н. э. Следует помнить, что Конфуций вошел в историю ярчайшим примером того, что нет пророка в своем отечестве. Мудрец, слава которого пережила не только века, но и тысячелетия, оказался неспособным привлечь к себе внимание хотя бы одного из современных ему правителей. И если потомки оценили по достоинству мудрость рекомендаций Конфуция и попытались применить их для лечения китайских бед, не следует удивляться, что поколение, которое отказалось принять эти целебные средства, ввергло себя в катастрофу еще более серьезную,
Кара-китайского гур хана Дюлюкю объяла тревога: в последней битве с Султаном Хорезма Мухамметом силы оказались равны. А ведь испокон веков в обозримом мире не рождались богатыри, которые могли бы одолеть кара-китаев.
Мухаммет, прославленный упорством своим, почуял: да, поначалу враг теснил и теснил его воинов, однако же вот они уравниваются друг с другом, две чаши на весах успеха, и вот он копит и копит свежие силы, и вот он, Мухаммет, предпринимает один натиск за другим, не ведая устали. И получается, что одна сторона все время растет и крепнет, а другая – слабеет на глазах.
Старый гур хан лишился покоя и сна. Неужели в прошлое канет время его безграничной власти, подкрепленное бесспорным превосходством? Что ему делать, как ему надобно поступить?
Не раз на большие и малые советы созывали лучших ученых, мудрецов, военачальников и верховных жрецов-тюсюмялов, но ни единый из них ничего дельного не высказал. Будто створожились их мозги, стали столь бесплодны, что мыслить уже не могут. И открылось, что ум их – короток, узок их взор на мир, и не дано им видеть дальше собственного носа… Им бы понять, какая лютая беда грозит их благоденствию и самой жизни, им бы объединить силы, думы собрать воедино, чтобы совместно найти наилучший выход из тупика, найти новые пути военной стратегии. – Так нет же! – Они непрестанно соперничают один с другим да интриги строят…
Так что эти несчетные долгие совещания не только не принесли добра, не привели к цели – они лишь усугубили внутренние раздоры, стали полем сведения взаимных счетов. Каждый только и норовил побольней укусить давнего соперника, подстроить ему какую-либо каверзу, на чем-нибудь подловить его. Они были взбудоражены, раздражены, снедаемы старыми обидами.
Вот, оказывается, как скудеет и хиреет мысль, как мельчают думы, когда падают нравы людей… Потому-то на этих многодневных советах и не прозвучала ни одна толковая мысль, за которую можно было бы ухватиться. Все бесконечно пережевывали давно известное, перемалывали бесполезное. Зато разбередили множество полузаживших ран и полузабытых свар.
Гур хан впал в печаль и в кручину.
Вдобавок ко всему жизнь его клонилась к закату, и с каждым новым днем он все сильнее чувствовал, как тают его силы, и главное: нет у него сына, которому он мог бы передать свой Ханский титул. И это тоже усугубляло тяжесть его положения. Скорее всего, именно поэтому стало меняться отношение высших подданных гур хана к нему – «стареющему», дряхлеющему под грузом павших на него бед, словно под тяжестью больших снегов, рухнувших на его голову. О, если б рядом с ним сидел молодой и сильный сын – какую он обрел бы в нем опору! Но не дал Всевышний такого счастья гур хану…
А вот сыновья Султана Мухаммета, который моложе его лет на двадцать, выросли и стали владыками разных стран. И уже гремит повсюду имя его младшего отпрыска, успевшего снискать славу искусного воителя. Недавно же весть пришла о деяниях Джучи, старшего сына Чингисхана: он без единого боя, лишь силой ума смог убедить доселе вольные и жившие сами по себе народы пойти под его руку, сумел присоединить к своим владениям около десяти племен на севере. А четверо других его сыновей, встав во главе четырех воинств, покоряют сейчас Китай. А ведь Джэсэгэй-Батыр тоже приходился ему ровесником. Умер почти полвека назад, а каких сыновей оставил!