По волчьему следу
Шрифт:
– Это потому что крест из намоленных, - сказал тогда некромант. – Другая сила… они разные бывают. Вещи… и силу накапливают. Такие вот – особенно… береги. Это не артефакт в классическом его понимании. Но… порой он куда сильнее любого артефакта будет.
Это уже чуть позже было.
Сперва пришлось идти.
По лесу.
Сквозь заросли дикого терна, что снова цеплялся за одежду, словно уговаривая погодить немного, задержаться. И Ярополк хотел забрать с поляны тело Генриха, но не нашел. И Бекшеев
– Он теперь тут будет. Всегда.
И жутью повеяло… а вот второго покойника удалось вынести. И некроманту пришлось вернуться за Васильком, который как-то шел, согнувшись, сгорбившись, но шел. Второго его подельника вытащили за гряду кустов, и те, выпустив людей, вновь сомкнулись, ощетинились иглами, предупреждая, что все, живым хода нет.
Впрочем, Бекшееву возвращаться не хотелось.
Он стоял и смотрел.
На суету, что поднялась в лесу. На Тихоню вот. На людей с автоматами, которые явно не верили, что все-то закончилось и боялись. На Новинского, появившегося по сигналу, встревоженного, раздраженного.
– Живы… - только и выдохнул он.
– Живы, - согласилась Зима. – Ферму оцепить надо. Но не лезьте сами. Там… могут быть сюрпризы. Вместе осмотрим, но нам бы в город пока, в госпиталь.
И поездку в город Бекшеев почти не запомнил. Кажется, он даже отключился ненадолго, от усталости, от нервного перенапряжения, от боли. Очнулся уже в госпитале, где Валерия Ефимовна заставила снять всю одежду. И тогда Бекшеев понял, что одежда эта мокрая, а он замерз…
Была сила, пробирающаяся внутрь.
Неприятная.
Колючая.
Было зелье и мысль, что все целительские зелья не зря делают столь гадостными на вкус. Это специально, чтобы отбить у пациентов желание болеть.
Но стало легче.
Настолько, что он поехал на эту клятую ферму.
– Бекшеев, - буркнула Зима, помогая забраться в кузов грузовика, присланного военными. – Ты, кажется, думаешь, что бессмертный.
– Надо… посмотреть.
Он снова чувствовал себя виноватым.
Неприятно.
Потом…
Дорога.
Снова. И снова удалось ухватить полчаса если не сна, то вялой полудремы.
Ферма.
Поля. Сараи. Свиньи. Неправдоподобно огромные твари. Бекшеев, конечно, по свиньям не специалист, но эти впечатляли.
– Охренеть, - выдал Тихоня, который гляделся вполне себе бодрым, чем пробуждал в душе чувство зависти. – Это ж… какие тварюги!
– Звери, - Зима смотрела на свиней, которые смотрели на Зиму. И во взгляде красных этих глаз мерещился призрак разума. – Не совсем, но… почти уже.
– Звери, - Бекшеев опирался на трость, пусть не его собственную, но всяко стоять было легче. В госпитале оказалось много ничейных тростей. – Звери быстрее растут. Набирают массу…
–
– И не только ты.
Не только.
Мясо доставляли в часть. Им торговали в городских трактирах, тавернах и ресторациях. И как знать, не довелось ли самому Бекшееву попробовать? А если так… тошнота снова подкатила к горлу, но Бекшеев сумел с ней справиться.
Он сглотнул.
– Что теперь будет… - Новинский отер рот рукой и поглядел на солдатиков, явно прикидывая, поймут они или нет.
– Не знаю… свиней меняли. И порошок использовали. Силу… сила явно накапливалась бы в мясе, но в каком количестве? И где больше? И сохранялась бы она после смерти? Как надолго? Как меняла свойства… у вас там умников хватает. Задай им вопросы.
– З-задам, - отозвался Новинский. – И… это… теперь… дело имперской безопасности. Свиньи эти… вывезем.
– Вывезете, - Бекшеев и не думал спорить. Как и Зима. Только уточнила:
– Скажи, что они долго не протянут. Это как тот медведь… уже почти на грани.
Кивок.
Вдох.
– Дерьмо… - произнесенное печальным тоном Новинского.
– Ты не представляешь, какое, - почему-то все происходящее воспринималось отстраненно. Осмотр. Сарай с инструментами. И другой, в котором пара старых тракторов, полуразобранный грузовик и техника. Еще один, пропахший кровью…
Тот, в котором сушатся колбасы, но теперь вид их и запах вызывает лишь тошноту. И Новинский снова часто-часто сглатывает. Но держится.
Холодильник здесь тоже имелся. И не короб, но целая комната, оборудованная пятеркой артефактов, причем оригинальным был один, а остальные – копиями.
И неплохими.
Еще одна деталь стала на место. И… Бекшеев надеялся, что муж Валентины еще жив. Он ведь был нужен, чтобы обслуживать артефакты.
Навозная яма.
И старый домишко, почти развалившийся. А в нем – подвал. В подвале – люди. Они тихо сидели на корточках, сложив руки на колени. Сидели и не шевелились.
– Твою ж… - Новинский устал ругаться. – Это…
– Пропавшие. Думаю, какая-то часть, - Бекшеев смотрел на них, люди не смотрели на него. В одну точку. Под ноги.
– Эй, вставайте… - Новинский махнул рукой, подзывая солдатика. Но крик его не услышали. Во всяком случае, никто не шелохнулся. – Скажи, чтоб грузовик подогнали. Надо их как-то… они что? Глухие?
– Скорее с ними поработал менталист. И… - Бекшеев вздохнул. – Боюсь, у него не было задачи сохранить разум.
Людей выводили.
Приходилось брать их под руки. Заставлять подняться. И идти. Они не сопротивлялись. Они были тихи и покорны, и кажется, вовсе не понимали, что происходит.