По воле северных богов
Шрифт:
— Я более чем уверен, что такой высокородной даме, как леди Реджина Гилфорд, не пристало выходить замуж за какого-то никому не известного молокососа. Титул графини Мейнской ей будет больше к лицу.
— Вы граф Мейнский? — игнорируя все остальное, подчеркнуто светски поинтересовался Хьюго.
И неожиданно увидел, что этот вроде бы простой вопрос задел собеседника.
— Похоже, что нет, а сэр Гай? — издевательская улыбка тут же появилась на заросшем черной щетиной лице Хьюго.
— Да и шансы, по всему видать, не велики, — с ненавистью меряя глазами фигуру за столом, сквозь стиснутые зубы проговорил молодой
— Стало быть, старый граф жив… — Хьюго задумчиво выпятил нижнюю губу. — А ведь я его помню, сэр Гай. Он был хорошим приятелем моего отца. И знаешь что? Просто-таки славился своим упрямством… — Хью поцокал языком и с показным сочувствием глянул на их похитителя. — Бедняжка.
— Хватит! — рявкнул он, став почти зеленым от бешенства. — Этого, — он ткнул пальцем в Дика Престона, — отдайте Эльвире. Она любит таких молодых да гладких, — мужчина гаденько усмехнулся. — Этого, — палец переместился на Гая Клермона, — на корм крысам в колодец. — А этого, — и незнакомец с каким-то маниакальным нетерпением уставился на Гилфорда — раздеть и привязать. С ним разговор у нас будет особый.
Однако с последней частью его указаний возникли сложности. Для того чтобы снять с Хьюго кирасу и кольчугу, нужно было развязать ему руки, а рыцарь, похоже, только того и ждал. Два трупа со свернутыми шеями уже лежали на полу к тому моменту, когда кто-то изловчился и, подкравшись сзади, опустил тяжелую дубину на голову крестоносца. Хьюго, не выпуская из рук свою последнюю жертву, свалился на пол. Только после этого могучего воина смогли раздеть, а потом, прикрутив намертво за руки и за ноги, распяли на пыточном колесе. Впрочем, толку от него все равно теперь не было. Удар по голове поверг пленника в глубокий обморок, из которого его не смогли вывести ни холодная вода, ни раскаленная сталь. Повозившись с ним немного, мучители решили плюнуть и вернуться к начатому несколько позже, после чего, ругаясь, покинули подземелье.
Едва тяжелая дверь со скрежетом захлопнулась за ними, Хью раскрыл глаза и с тоской уставился в серые плиты сводчатого потолка. Думы его были невеселыми. Нелегко было вытерпеть и никак не показать того, что он пришел в себя, зато теперь дальнейшие пытки отсрочились. Вот только надолго ли? Сможет ли он вынести их? Хью не сомневался, что его будут мучить до тех пор, пока он не согласится отдать Куини в жены этому монстру. Потом, конечно, через достаточно долгое время, как-то случайно, быть может, на охоте, погибнет Брайан… А после и самого Хьюго найдут в его спальне мертвым. Отравили? Кто станет разбираться?
Гай уже сгинул в сырых подземельях Мейна…
Нет! Он будет бороться! Слишком многое зависит от того, хватит ли у него сил устоять… Быть может, удастся что-то придумать… Вдруг им смогут помочь… Надежда, слабая, но была. Слуге удалось бежать. Это был надежный парень, в прошлом егерь, для которого лес, что дом родной. Хью верил — Питер не бросил своего хозяина, с которым прошел всю Палестину, а проследил их путь, и теперь спешит в Гилфорд с сообщением. Но успеет ли? Да и что смогут сделать там? Тир! Что почувствует она, узнав о его пленении? Будет ли переживать? Быть может плакать? Хью оборвал самого себя.
«Какие слезы! Уж пусть лучше чертовка нацепит мечи, пораскинет своими хитрыми рысьими мозгами и придумает что-нибудь, чтобы освободить своего бездарно попавшегося… Кого? Ведь мы даже не стали
Хьюго вспомнил ее стройное белокожее тело, нежные розовые соски, которых он касался, но так и не рискнул поцеловать… Святые мощи! Ему сейчас нужно было думать о ее смертоносности, а он не мог остановиться, и придумывал все новые нежные слова, которые хотел бы шептать ей в их первую ночь и после, когда он будет любить ее снова и снова, ласкать ее, заставляя забыть все те ужасы, что довелось пережить ей в детстве. В его ушах до сих пор стояло ее истошное «Нет!», такое странное, а потому особенно болезненное в устах женщины-воина, сильной и презирающей страх, которой знали ее все… Он будет целовать и ласкать ее до тех пор, пока не услышит «Да!», если… Если только выберется отсюда. Если только она поможет ему в этом. Если только… Хью закрыл глаза и принялся молиться.
Филипп Мейнский, крайне раздосадованный тем, что пришлось прервать общение с пленником, сидел за господским столом в огромном зале замка, которым по-прежнему владел его дядька.
«Старый гриб!»
Гилфорд был прав, сэр Аллан всю жизнь отличался невероятным упрямством, которое еще больше усугублялось тем, что в его отношениях с племянником ему терять было нечего. Завещание, как оказалось, он составил уже давно и отдал на хранение настоятелю большого монастыря, чьи земли граничили с владениями Мейна. Филиппу не удалось добиться от мерзкого строптивца сути этой бумаги, но то, что там не был упомянут он сам, сомневаться не приходилось. А значит, просто убить дядьку он не мог — завещание вступит в силу и его, Филиппа, вышибут из Мейна, как пробку из бутылки.
Старик был одинок и мог оставить свое добро лишь двум наследникам — тому самому монастырю или английской короне. Ни с первым, ни тем более со вторым претендентом Филиппу было не справиться… Приходилось тянуть время, мучая старика заключением, полуголодным пайком и время от времени придумывая какие-нибудь хитрости в надежде принудить дядю изменить свою последнюю волю. Положение более чем шаткое. Поэтому идея жениться на маленькой Куини Гилфорд, которая, как донесли шпионы, вернулась недавно домой, показалась Мейну просто великолепной.
Филипп облизнулся. Говорили, что девчонка чертовски хороша, а, пройдя через руки викингов, наверняка научилась послушанию и множеству более чем полезных вещей. Мейн откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, представляя себе хорошенькую Куини распростертой между двух обнаженных мужских тел, чья возбужденная плоть ритмично двигается в ней, заставляя маленькую дрянь кричать от боли и наслаждения. В ущербном сознании Филиппа эти вещи были неразрывно связаны. Он любил причинять боль и получал от этого наслаждение. Ему нравилось унижать.
«Что может быть приятнее губ еще недавно сильного и гордого мужчины на твоем члене? Только вид его сестры или жены, привязанной лицом вниз на кровати…»
Филиппу нравилось овладевать женщинами именно так — тогда были видны следы, оставленные его плеткой на нежной коже их спин и ягодиц. Хотя переполненные страхом и болью глаза возбуждали его не меньше… Всегда так трудно решить…
«Да! Это была отличная идея! — отрываясь от фантазий, в очередной раз думал Мейн. — Я женюсь, и тогда дядюшкино наследство для меня уже будет не столь важно. Гилфорды не менее богаты… К тому же и правда пора обзавестись наследниками».