По воле судьбы
Шрифт:
– Хорошо, – кивнул я, соглашаясь с его предостережениями, и, произнеся мыслеформу, скинул личину. – До заката всем отдыхать, на вечерней заре покидаем дворец. – Качнув головой на вопросительный взгляд Вионики, вернувшей себе любимый мною образ, двинулся следом за отцом, который, воспользовавшись мгновением суматохи, возникшей после моего приказа, направился к уходящей вглубь сада аллее.
Мы ушли уже довольно далеко, а он все еще продолжал молчать, лишь изредка задумчивым взглядом окидывал цветущий кустарник, создающий иллюзию длинного коридора, устремленного в никуда, или вдруг улыбался, словно мысли, посетившие
Он заговорил, когда до моего любимого с детства места – каменного обрыва с падающей с него прозрачной стены воды, за которой в небольшом гроте был один из потайных ходов, уходящих далеко за линию крепостных стен, оставалась не более пары дюжин шагов.
– Отец Вионики ничего не имеет против ее брака с тобой. При условии, конечно, что ты ее сбережешь.
– И когда ты успел? – резко остановился я, даже не пытаясь просчитать это из того, что мне было известно.
– Подкинь своей барышне идею позаниматься с Ренардом, – проигнорировав мой вопрос, продолжил отец. – В Вахире кровь повелителей, и поодиночке им с ним не справиться. Если же они научатся работать в паре, то в случае опасности у вас будет дополнительная защита.
– Не боюсь ошибиться, что мы все стали жертвами твоего сговора с Анжи и де"Арбасом. Но вот как в вашей компании оказался глава Великого дома анималов-змей, я даже предположить не могу, – ни на что не надеясь, проворчал я. Тем не менее, не упуская ни единого его слова.
– Амархан вам помогать не будет. Он лишь согласился на то, чтобы в распространяемых о диковинках слухах прозвучало его имя. Однако если вы справитесь….
– Можешь не продолжать, – теперь уже хмыкнул я. Уж с этой тактикой я был хорошо знаком.
– Возможно, тебе доведется встретиться с Фаридхой, – отцу не было нужды скрывать от меня то, что он чувствовал. Потому и сумел я увидеть в его глазах и не ушедшую из его сердца любовь, и боль потери и… отголосок не потерянной надежды, – тогда заверь ее, что я не буду покушаться на то, чем она дорожит. И я буду ждать ее, когда бы она ни пришла, и не задержу, если она сочтет нужным меня покинуть.
– А тебе не кажется, что за некоторых женщин надо бороться? – мысль о том, что я мог бы позволить уйти Вионике, оставила в моем сердце кровоточащую рану.
– Я и борюсь, – он взглянул на меня с грустью. Вот только относилась она не к демонице, которая сумела забрать его душу, а ко мне, словно упрекая в глупости. Но когда заговорил снова, был уже спокойным и деловито-отстраненным. – Вы покинете город через один из потайных ходов. Там, в лесочке неподалеку от тракта вас ждут крытые повозки. Вернетесь через восточные ворота и к ночи окажетесь у гостиницы, где собирается караван. Шари с диковинками и охраной там уже ждут. Ну а утром….
Мне оставалось только кивнуть. Все остальное начнется именно утром.
Глава 10
Дамир
Проходя мимо собравшихся в тронном зале гостей, Верта ни на мгновенье не опустила взгляд, словно не замечая раздававшихся за ее спиной шепотков.
Мало кто в столице не знал, кто именно был виновником того, что сестра короля до сих пор была не при муже. И мало кто не высказывал своего суждения по этому поводу. И хотя вот как раз сейчас большинство из тех, кто якобы беспокоился за ее будущее, должны были ощутить себя удовлетворенными, что их пожелания, наконец-то, сбудутся, искренне радующихся за девушку оказалось не так уж и много.
Впрочем, удивляться этому не стоило, радоваться за других – удел сильных духом.
Самира, которая ради помолвки сестры не только покинула наш замок, но и воспользовалась вызывавшим у нее безотчетный страх кристаллом перехода, и теперь стояла рядом, на мгновение сжала ладонью кончики моих пальцев, словно ощутив, о чем я думаю.
Или… просто искала поддержки, испытывая подобные моим чувства.
Моя жена и ее старшая сестра всегда были близки. Иногда мне даже хотелось сказать, что слишком. Впрочем, если раньше я не до конца понимал истоки этой внутренней потребности, то теперь, не столько становясь старше, сколько пройдя через множество испытаний и потерь, я начал осознавать, насколько же облегчает тяжесть существования осознание того, что для кого-то твоя жизнь имеет весьма весомую цену. И как это понимание заставляет делать все, для того, чтобы ее сохранить. Не ради себя, ради того, кому ты своей гибелью можешь причинить боль.
И если я вдруг начинаю забывать об этом, я вспоминаю ту ночь, когда сквозь сон ощутил чужое присутствие в своей спальне и, затаившись, ждал, когда этот кто-то решится сделать то, зачем пришел. Еще не догадываясь, что мне предстоит удивиться дважды: первый, когда этим кем-то окажется девушка, а второй, когда сладко спавшая в одной постели со мной Самира, вдруг радостно взвизгнет и бросится на шею барышне, у горла которой я держал кинжал.
Тогда мы проговорили до самого рассвета, а когда первые лучи восходящего солнца проявили цвет камня, из которого были сложены крепостные стены, я вывел Верту потайным ходом, испытывая странное смятение от того, что в этом мире появился еще один человек, не считающий меня чудовищем.
В том, что могу рассчитывать на ее молчание, я нисколько не сомневался – она несла ответственность не столько за меня, сколько за жизнь своей младшенькой сестренки, считавшейся на тот момент погибшей от моей руки.
– Она прекрасна, – голос моей любимой был тих, но я не мог его не расслышать. Неясный гул обменивающихся впечатлениями гостей был не в состоянии заглушить ни одного звука, сорвавшегося с ее губ. – Но если бы….
Ее вздох был красноречивее слов. Она, так же, как и я, желала счастья сестре, но видела его возможность лишь в браке с Алексом, веря, что двое могут соединиться только по большому чувству.
Несмотря на то, что у нас уже было двое детей, она сама продолжала оставаться в душе восторженным ребенком. И я понимал причину этого: наша с ней история выглядела чудом, и это давало Самире основания считать, что для других оно тоже возможно. Я же никогда не пытался ее разубеждать, лишь умилялся ее наивности и переживал за то, что если со мной вдруг что случится, ей одной тяжело будет в этом мире. И это добавляло мне забот.
Я любил Самиру такой, какой она была: чистой и невинной в своем отношении к жизни, не желающей лгать и хитрить, уступающей большинству из придворных красавиц в умении подать себя, но оставляющей их далеко позади в способности дарить свое тепло и нежность. Потому мне сейчас и было слегка неловко: я знал истинную причину происходящего, но не мог поделиться этим с нею.