По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Шрифт:
— Я бы давно попросил, — сказал Юрята. — Да еще молодые они. Думал — рано.
— Молодые? Ты вспомни меня, вспомни себя. — Великий князь нахмурился. — И ты был молодой, и я был моложе. Состарятся, не бойся. Когда-то ведь им и учиться надо.
— Верно говоришь, княже, надо.
— У меня тоже сыновья растут, — сказал Всеволод и на мгновение запнулся. — Да, растут понемногу сыновья. Вырастут — не успею оглянуться. А ведь им тоже понадобятся верные люди. А ты сыновей прячешь.
— Нет, государь, не прячу. Прошу у тебя для них службы.
— Хорошо, ладно, — сказал князь. — Ну, в думе рядом с тобой им пока делать нечего.
— Да, нечего.
— Но послужить их попрошу. Дело им хочу поручить трудное. Пусть из Ростова привезут серебро, что у посадника скопилось. Да по записям проверят —
— Справятся, государь.
— Ну, добро. Завтра поутру пришлешь их ко мне. Я им все и расскажу.
Всеволод улыбнулся и поглядел на смущенно-радостного Юряту.
Глава 30
Задача, которую поручил ребятам Великий князь, была сложнее, чем могло показаться с первого взгляда. Ростовский посадник боярин Роман Бутович счел прибытие отряда, возглавляемого столь юными отроками, едва ли не оскорблением своей чести, хотя прямо заявлять об этом опасался. Будучи младшим братом покойного Матвея Бутовича, воевавшего когда-то вместе с мятежными Ярополком и Мстиславом против юного, только что ставшего князем владимирским Всеволода, он остро ощущал зыбкость своего положения, даже несмотря на то, что сам великий князь утвердил его на этой должности. Всячески стараясь угодить Всеволоду Юрьевичу, посадник в то же время не хотел выглядеть чересчур усердствующим в глазах ростовских именитых мужей, среди которых многие никак не могли позабыть своего поражения на Юрьевском поле. То, что за данью приезжал сам великий князь, придавало посаднику больше веса у ростовского боярства. К тому же у него была возможность лишний раз выразить великому князю свою преданность и готовность служить и далее. Прибытие же небольшого отряда из Владимира Роман Бутович склонен был расценивать как понижение значения своего посадничества. И даже пытался поначалу показать свой нрав и дать непрошеным гостям надлежащий отпор: пусть, мол, знают, куда приехали.
Прибывшие вели себя весьма нагло. Двое молодых боярских сыновей, особенно тот, что пониже ростом, по имени Борис, не только уязвили самолюбие посадника тем, что приказали ему собрать и приготовить все, что положено, побыстрее, но и потребовали подробной описи — откуда что взято, нет ли недоимок или неправильного расчета.
С тяжелым сердцем посадник выдал им все, что причиталось с Ростова великому князю — почти полторы тысячи гривен серебра в слитках, да еще увесистый ларец с драгоценными изделиями ростовских златокузнецов. Большое богатство! Всегда передача великому князю ежегодной городской подати отличалась особой торжественностью — под стать такому богатству. А нынче — прислал государь небольшой отряд да двух молокососов во главе: недосуг, мол, такими мелочами заниматься. Может, и вправду стал слишком богат великий князь, и для него этот драгоценный груз серебра и золота — мелочь? Или надо так понимать, что чем-то Роман Бутович не угодил и с него достаточно будет лишь беспрекословно подчиниться юным слугам великого князя? Сами они ничего посаднику объяснить не пожелали, заявив только, что такова воля государя, а сам он прибудет в Ростов, когда сочтет нужным.
Дружины для сопровождения драгоценного груза пришло с отроками мало — десятка два человек. Посадник предложил было этому Борису взять людей из ростовского полка, но Борис будто даже обиделся на такое предложение, чем поверг Романа Бутовича в еще более тяжкие раздумья. Все это сильно походило на княжескую немилость — и лично к посаднику, и ко всему городу Ростову. Нужно было бы самому отправиться во Владимир и пошататься узнать причину такой немилости. Но Роман Бутович
С посадником объяснялся в основном Борис. Добрыня же, оказавшись в городе, где родился и где была похоронена его мать, испытывал такое волнение, что цель приезда сюда его мало заботила. Ему страшно хотелось увидеть родительский дом, если он еще сохранился, может, увидеть кого-то из знакомых. Его-то наверняка никто не узнает.
За то время, что Добрыня не был здесь, город почти не изменился — все те же золоченые купола горели на солнце и так же, как и прежде, отражались в спокойном широком озере. Добрыня думал, что мог и сейчас жить здесь, в своем доме. Не мог только придумать, кем бы он сейчас был. В лучшем случае — мелким торговцем или, может, пошел в ученики к кузнецу: в детстве любил наблюдать, как бьют молотками по красному горячему железу. Так, может, стоит благодарить судьбу, что вырвала его безжалостной рукой из родного дома и бросила в кипящий котел жизни? Теперь он, Добрыня, служит самому великому князю и знает, что впереди его ждут большие и славные дела. Для этих больших дел он и был рожден. Но, значит, и отец его погиб, и мамка умерла — тоже для этого?
Добрыня, предоставив Бориске разговаривать с посадником, все же съездил в тот конец, где жил раньше. Родной дом он отыскал легко. Но дом этот, в детстве казавшийся огромным, поразил его убогим и бедным видом. На лавке возле покосившихся ворот сидел чужой тощий мужик, тупо глядевший перед собой и не обративший на Добрыню никакого внимания. Две девушки, проходившие мимо, наоборот — уставились на красивого всадника с таким любопытством, что даже позабыли о смущении, а всадник вдруг снял шапку и вытер ею глаза — неужели заплакал? А потом резко повернул коня и, горбясь в седле, тяжело поскакал прочь.
Могилу мамки Добрыня отыскал не сразу. Но детская память подсказала ему, оглядываясь по сторонам, он увидел почти незаметный, осевший и заросший травой холмик с небольшим камнем в изножье. Странно, но именно здесь, рядом с мамкой, Добрыня никак не мог вспомнить лицо матери, словно что-то ему мешало вызвать в памяти милый облик. Словно что-то подсказывало: твоя мамка не здесь, ищи ее всегда в своем сердце, а больше нигде не найдешь. Добрыня постоял над могилкой, пошептал немного, поговорил с мамкой, но не дождался от нее ответа, лишь почувствовал, как пусто стало на душе. Это уже был не его погост, не его город, не его жизнь. Отсюда можно было уходить, и он ушел.
Вернувшись на подворье ростовского посадника и снова увидев важного Бориску, Добрыня похвалил себя, что догадался не взять брата с собой. Что бы он показал ему? Нищету, из которой вышел? Не нужно, чтобы Бориска знал об этой нищете. Добрыне захотелось домой, во Владимир. Он деятельно стал помогать Бориске разбираться с посадником — проверять по спискам, сколько сдано серебра, пересчитывать и еще раз пересчитывать тяжелые гривны, укладывать их в кожаные мешки. Завтра на рассвете тронутся в путь. Бориска так был увлечен препирательствами с посадником, что даже не полюбопытствовал, куда это отлучался Добрыня. Суета, связанная со сборами, отвлекла Добрыню от грустных мыслей. Осталось только ощущение, что он слишком рано вернулся в этот город и что когда-нибудь он сюда вернется по-другому. Может, станет хозяином этого города. А иначе, пожалуй, не стоит сюда возвращаться.
Из города выехали, когда было еще темно. В окружении своих дружинников Добрыня вновь почувствовал силу и уверенность в себе. Теперь им предстояло ждать нападения, о чем предупреждал их с Борисом великий князь, давая наставления перед дорогой. Наверняка у шайки разбойников, которая хозяйничает в окрестностях Ростова, есть в городе свои люди. И, узнав о драгоценном грузе, шайка непременно вздумает напасть на отряд, особенно когда узнает, что охраны немного — всего два десятка всадников. Для этого-то и нужно было основную часть отряда укрыть в лесу и, на обратном пути соединившись с ней, постараться придумать какую-нибудь хитрость, чтобы выманить на себя разбойников, не подозревающих о действительной численности охраны.