По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

Филимонов Александр Васильевич

Глава 16

Узнав о пленении сына своего, Глеба, Святослав пришел в ярость. Всегда старавшийся на людях выглядеть спокойным и приветливым, теперь выпустил свой гнев на свободу: не стесняясь присутствия бояр и двоюродного брата, князя Новгород-Северского Игоря Святославича, он изрубил мечом стол, за которым любил обедать, переколотил дорогую посуду. Лицо Святослава, будто стянутое книзу узкой седеющей бородкой, дергалось, уста извергали непристойные проклятия. Не так было жаль сына — с сыном, конечно, ничего не случится, — как невыносимо жаль уходящей власти, уходящей силы, утекающей жизни.

Злоба, за последние годы накопившаяся в душе, теперь требовала

действий более решительных, чем Святослав предполагал. Не хитростью можно одолеть мальчишку Всеволода, а только силой. Правда, этот выскочка, византийский выкормыш, стал необычайно силен. Только и разговоров что о владимирском князе: всех он побеждает, удивляет умом и великодушием. Хитрости и лукавству, уверениям в дружбе он не поверит. Значит, настало время скрестить мечи. Война неизбежна. Предлог достойный — отец желает спасти любимого сына. Нужно немедленно собрать родичей. Собрать войско и ударить — а там пусть Бог рассудит.

Святослав метался по огромному обеденному залу княжеского дворца. Нарочно наступал на осколки посуды, чтобы хрустели под ногами. Ближние бояре не смели глаз поднять на своего князя. Знали его жестокость и коварство, тем не менее никто из них ни разу не видел Святослава в таком состоянии. Лишь бывший за обедом князь Игорь Святославич смотрел на князя без страха, с сочувствием. Этот прямой и честный взгляд, на который все время приходилось наталкиваться взбешенному Святославу, понемногу успокоил его. В самом деле, негоже великому князю Киевскому терять княжеское достоинство. Святослав несколько раз глубоко вздохнул, утишая гнев, сел. Меч еще до этого вложил в ножны, хотя рука так и тянулась рубить все, что подвернется. Обратился к Игорю Святославичу:

— Что скажешь, князь Игорь? Теперь войны нам не миновать.

— Что скажу, князь Святослав? — Игорь, к досаде Святослава, не называл его ни великим князем, ни государем. — Война с Мономаховичами — дело большое и трудное. Ее начать легко, а закончить? Это тебе не с погаными воевать.

Замечание князя Игоря насчет поганых было сделано не случайно. Он как бы ненавязчиво, чтобы не выглядело упреком, напоминал Святославу о победе над Кончаком. Эту победу Святослав одержал с помощью Рюрика и Давида Ростиславичей, а также их брата — Романа Смоленского. Они и есть Мономаховы потомки. С владимирским князем Всеволодом да с Волынскими князьями — как раз половина Руси. Доброе ли дело будет — воевать с половиной Руси, со вчерашними союзниками?

— Не пойдут за ним Мономаховичи, — быстро ответил Святослав. Не надо было даже пояснять — за кем. Речь шла, конечно, о Всеволоде.

— Пойдут или не пойдут, а все же с войной подождать надо, — сказал Игорь Святославич. — Князь Всеволод много раз мир предлагал. И ты, князь Святослав, ему предложи дело миром решить. От большого горя убережешь землю русскую.

Нет, зря Святослав затеял этот разговор с Игорем. У таких, как Игорь Святославич, только доблесть да честь на уме. Ты им одно говоришь — они тебе другое. Не понимают того, что скоро все могут перейти под руку Всеволода. Хотя им, может, все равно, под чьей рукой ходить — киевского князя или суздальского. Ведь они Русь защищают.

— Да, князь Игорь, твоя правда, — стараясь говорить печально, произнес Святослав. — От наших распрей Русской земле мало хорошего. Напишу князю Всеволоду, попрошу сына отпустить.

Князь Игорь сразу почувствовал, что Святослав притворяется и, может быть, недоволен им. Ссориться со Святославом ему не хотелось.

— Как ты решишь, князь Святослав, так пусть и будет. Ты старший из нас, ты — наш отец, а мы — твои дети.

И в этот день о Всеволоде больше не говорили. Вскоре Игорь Святославич отбыл к себе, надеясь, что разум Святослава и

его знаменитая хитрость и жизненный опыт подскажут киевскому князю такой выход из положения, при котором не пострадает честь и можно будет не начинать войну. Хотя Игорь и принадлежал к роду Ольговичей и, точно так же как Святослав, был внуком Олега Гориславича, а значит — исконным противником потомков Мономаха, владимирский великий князь Всеволод Юрьевич нравился Игорю. Нравился своей, несмотря на молодость, воинской удачливостью, своим великодушием, которое порой — увы — ценилось ниже полезной хитрости. Но и хитростью своей Всеволод тоже нравился новгород-северскому князю. То была хитрость государя, заботившегося о благе своих подданных. Игорь Святославич много знал о делах Всеволода и почему-то, думая о его успехах и укреплении могущества владимирского князя, не видел угрозы ни себе, ни своей земле, ни своим родичам. Сила Всеволода была какая-то словно родственная, спокойная, не в пример силе его брата Андрея, князя Боголюбского, что не давала Ольговичам жить спокойно. Во всяком случае, Игорю не хотелось бы встречаться со Всеволодом на поле брани. Правда, еще Игорю не хотелось, чтобы кто-нибудь из его родичей узнал об этом.

Проводив князя Игоря, Святослав стал думать.

Более всего злило Святослава то, что он был перед Всеволодом виноват. Зная желание владимирского князя жить в мире со своим неспокойным соседом — Новгородом, Святослав всячески настраивал новгородцев против Всеволода. Это удавалось настолько легко, что совесть могла быть спокойна: Новгород и так не жаловал молодого князя, вообще не любил Суздаль и Владимир.

Зачем Святославу это было нужно? Какая у него была забота столько хлопотать о расстройстве дел в далекой Суздальской земле? Своих хлопот хватало. Киевский великокняжеский стол — такое место, что, сидя на нем, знай поворачивайся: как бы не согнали.

А зачем было великому князю Киевскому связываться с Глебовым отродьем, князем Романом? Вероломство отца его, князя Глеба, было притчей во языцех, и сын отцу, пожалуй, не уступит. Опять науськивая князей на Всеволода, надеялся Святослав чужими руками уничтожить ненавистного владимирского князя. Сына с дружиной послал ему в подмогу, Романа. Теперь сын — пленник, а Всеволод, наверное, посмеивается, — мол, умнее всех оказался. И вот из-за того, что Святославова хитрая игра больше не является тайной, из-за того, что, лишившись возможности строить козни Всеволоду, Святослав будто лишился привычной почвы под ногами, сжигает его душу злоба.

А как не злиться? Все свое приходит в упадок. Нет больше прежнего богатства киевского, нет пышности, скудеют поля, никем не обрабатываемые — в людях недостаток. Поганые в Киевской земле — как у себя дома. В самом Киеве — пожары, этот год чуть Софийский собор не сгорел. Киев полон нищих, голодных, погорельцев. Уходят безвозвратно те благословенные времена, когда слово киевского князя было законом для всех.

Молодой город Владимир растет и крепнет. А юный князь Владимирский становится все сильнее. Хоть и воюет, а из каждой войны выходит с прибытком. Того и гляди, начнет всех забирать под свою руку. Не родича ли своего, князя Рюрика, норовит в Киеве посадить?

Благополучие Всеволода мешало жить Святославу куда больше, чем бедствия его собственных уделов. Казалось Святославу — если убрать Всеволода, то и всей Руси станет легче. А почему — Святослав даже себе бы не смог объяснить. Как он жалел теперь об упущенной возможности! Ведь Всеволод в пору гонений со стороны Боголюбского был у Святослава гостем — и в Чернигове жил, и в Киеве. Знать бы тогда! Мало ли что могло случиться: напоролся бы на копье юный князь во время охоты или заболел бы да и не выздоровел, да мало ли еще чего?