По законам Кавказа
Шрифт:
Мама заметила, как скривилось мое лицо, и больно ущипнула меня за ногу, чтобы не вздумала ляпнуть лишнего. А я и не собиралась. Насупившись, отвернулась к окну и стала разглядывать проезжающие мимо машины. В глаза бросился дорогой автомобиль, поравнявшийся с нами на светофоре. Иномарка ярко-синего цвета, с откидной крышей, не могла не привлечь внимание, а в такой жаркий день казалась полным безумием. Солнце разыгралось не на шутку и буквально опаляло своими лучами и сгоняло людей в тень. Воздух казался сухим, как черствый хлеб, а от этого было вдвойне сложнее находиться на улице без кондиционера. Видимо, владелец автомобиля был
Меня, естественно, привлек и сам водитель дорогого кабриолета. Чистокровный осетин – по крайней мере, так показалось. Темные, почти черные, волосы коротко отстрижены, взгляд суровый и сосредоточенный, а какие у него мускулистые руки – просто загляденье. Я всегда испытывала легкий мандраж при виде спортсменов. Голубая рубашка облепила его точеные мускулы, как вторая кожа. Я сама не заметила, как стала любоваться им со слегка приоткрытом ртом, а поняла это, когда незнакомец, словно почувствовав чужой взгляд, повернулся в мою сторону. Наши взгляды встретились, и я поспешила отвернуться. На секунду мне стало страшно от того, каким взглядом он посмотрел на меня. Черные глаза будто оставили ожог на моем лице. Даже когда наша машина тронулась с места, я все еще чувствовала, что он смотрит нам вслед.
Поездка длилась недолго. Мы довольно быстро оказались за городом, в селе Гизель, где раньше жила мама со своей семьей. Дядя уже давно отстроил на том же участке огромный дом для своих жены и сына, однако и старый домик бабушки и дедушки остался нетронутым. На фоне нового двухэтажного коттеджа старый домик выглядел жалко, но его стены по-прежнему были крепки. Я даже на секунду порадовалась, что, возможно, нам не придется жить в одном доме с дядей и его семьей. Однако быстро вспомнила слова мамы о том, что от старого дома отключили все коммуникации.
Брат старше меня всего на четыре года, поэтому я не теряла надежды, что хотя бы с ним мы найдем общий язык. А вот в тете Риме и дяде Мурате я такой уверенности не испытывала. Не знаю почему, но чувствовала, что просто с ними не будет. Ну какая нормальная женщина обрадуется двум иждивенцам в своем доме? Мы практически нищие, безработные, еще и дядя обещал спонсировать мою учебу и лечение мамы, если оно потребуется. Даже если тетя Рима и будет выглядеть счастливой, мое чутье говорило, что на самом деле ситуация обстоит иначе.
На меня нахлынули воспоминания. Бабушка умерла, когда мне было три года, с тех пор мы редко приезжали, мама старалась оставаться вдали. Я не понимала почему, ведь дедушка был еще жив, но через два года не стало и его. Это был последний раз, когда я видела этот маленький, но такой уютный домик.
– Вы уже приехали. – На крыльцо вышла красивая женщина средних лет.
Она заметно моложе моего дяди, но в ней также четко просматривались черты кавказкой национальности. Ее длинное платье кричало о дороговизне, тяжелые золотые серьги оттягивали маленькие мочки, а пальцы, украшенные кольцами, сверкали массивными камнями. На ее фоне мы и правда выглядели как бедные родственники или как бомжи, подобранные на обочине. Больше всего меня насторожила фальшивая улыбка тети Римы.
– Рима, принимай гостей, покажи им комнаты и можешь накрывать на стол.
Было видно, с каким усилием она заставила себя кивнуть и сохранить при этом дружелюбное выражение лица.
– Ксюша, идем. – Мама не заметила – или сделала вид, что
Крепко сжимая лямку рюкзака и стараясь не думать о том, что нам здесь не рады, пошла в сторону дома.
Внутри он оказался еще шикарней, чем снаружи. Дорогая мебель, ковры из натуральной шерсти, диковинные статуэтки, изысканные вазы. У меня глаза разбегались от изобилия богатств, расставленных везде, где только можно и нельзя. Больше всего мне понравились картины. Пейзажи гор, нарисованные масляными красками, выглядели очень реалистично.
Тетя повела нас на второй этаж и указал на двери, противоположные друг другу.
– Ваши комнаты, дорогие мои.
Мне показалось, что она вот-вот подавится собственными словами, но нет, Рима по-прежнему держала лицо.
– Спасибо, Рима, даже не знаю, что бы мы без вас делали. – Мама грустно улыбнулась.
– Ну что вы, – тетя махнула рукой, – мы же одна семья.
Закатив глаза, не стала досматривать этот спектакль и, коротко поблагодарив, скрылась за одной из дверей, но не успела она закрыться, как вслед за мной влетела мама, пылая праведным гневом. Все это произошло так быстро, что я не успела осмыслить столь резкую перемену в ее настроении.
– Ксюша, ты как себя ведешь? – шепотом кричала мама, отчитывая меня, как маленькую девочку.
– Не понимаю, что я такого сделала? Или мне нужно было поклониться ей? Если ты не заметила, тетя Рима с удовольствием выгнала бы нас отсюда, у нее на лице все написано, – психанула я, откидывая рюкзак на кровать.
Мама не на шутку разозлилась. Впервые в жизни она подняла на меня руку и залепила громкую пощечину. От обиды из глаз брызнули слезы.
– Ты не у себя дома и должна проявить уважение, а не уходить, хлопая дверьми! Что о тебе подумают люди? Что скажут обо мне и твоем отце? Что мы не смогли воспитать тебя! – она по-прежнему не кричала, но лучилась недовольством.
Мама покраснела от злости и, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты, оставив меня пребывать в шоке и плакать от обиды. Не только она потеряла мужа! Я потеряла отца, дом, жизнь! Но никому нет до этого дела!
Глава 3
Душа горела от обиды не меньше, чем лицо от пощечины. Слезы градом катились по лицу. Я отказывалась понимать, за что мама решила воспитывать меня таким способом. Я никому и слова плохого не сказала, не перечила и даже приняла новые правила жизни. Мама отказывалась видеть, что мне тоже плохо. Она погрязла в своем горе, позабыв обо мне.
Я тоже скучаю по отцу, по моему папуле, защитнику и помощнику. Ее горе не больше моего, и это не дает ей права бить меня. В сердце крепко поселилась обида. Будь я совершеннолетней, ноги бы моей здесь не было. Я хотела остаться в родных краях, хотела учиться, общаться с подругами. Мама моей лучшей подруги предлагала остаться у них, пожить до поступления, но моя мама отказалась оставлять меня. Я снова согласилась, не хотела расстраивать ее еще больше, бросать одну тоже не хотела. Она лишилась мужа, я бы поступила подло, если бы бросила в трудную минуту. А вот ей все равно, что чувствую я. С момента смерти отца мама закрылась в себе, мы практически не разговариваем, каждая переживает боль в одиночку, а мне так не хватает поддержки и понимания. Она стала холодной, словно разом лишилась всех чувств, кроме страха.