По закону перелетных птиц
Шрифт:
Комната напоминала место суровой бойни: красно-бурый цвет разбрызгиваемой настойки вызывал в памяти устойчивые ассоциации с кровавыми потеками, разверстыми ранами и раскроенными наискось черепами. Уже на третий раз подогретая вода в бадье окрасилась в ровный красновато-рыжий цвет, и Лерга мысленно молилась, чтобы красящее действие огнянки не распространялось хотя бы на кожу. Иначе то еще счастье будет, когда она вылезет…
– Ну почему нельзя было просто накинуть маскирующий морок? – снова тоскливо провыла она. – Гораздо проще и эффективнее!
– Проще? – с сомнением хмыкнула Ристания. – Ну не знаю,
– Невелика потеря, – фыркнула дисцития, со страхом прислушиваясь к своим ощущениям. Очевидно, краска решила взяться на века, пробуравившись до самого мозга…
– Да и вычислить приколдовывающую неподалеку ведьму раз плюнуть, – продолжала тем временем Ристания. – А там уж можно сравнить магический почерк…
– Да кому это надо – вычислять, колдует ли кто-нибудь поблизости? Небось каждая вторая фрейлина при дворе амулетики на счастье-замужество прикупает. Всех вычислять – замучаешься!
– Прикупает, – невозмутимо подтвердила чародейка. – Но одно дело – пассивная аура постепенно разряжающейся наговорной побрякушки, и совсем другое – постоянно поддерживающая форму и матричное плетение волшба. Лично у меня от такого соседства неподалеку вообще виски ломить начинает. Кто поручится, что Леагр не обременен подобным малоприятным, зато безошибочным свойством организма?
Лерга обиженно поморщилась, но крыть было нечем.
Ристания между тем пришла к выводу, что нанесение настойки на волосы можно считать завершенным. Помогло ей определиться с этим совсем не равномерное наличие огнянки на прядях, а куда более банальная причина: содержимое обоих флаконов уже перекочевало на волосы Лерги, так что больше наносить было нечего.
– И все равно морок был бы надежнее, – из упрямства продолжала ворчать Лерга. – Ну перекрасим мы волосы, ну переоденусь, а дальше-то что? Если бы от королевской погони можно было отделаться такими фокусами, то половина разысканных преступников разгуливала бы на свободе!
– Мы лучше будем ориентироваться на опыт оставшейся половины разыскиваемых, – отшутилась чародейка.
– Но рост? Возраст? Цвет глаз? Их-то мы механическими путями не сменим!
– Цвет глаз – очень даже, если постараться, – возразила Ристания. – А рост и возраст – слишком расплывчатые приметы, чтобы по ним можно было кого-то задержать. Да и потом, королевские гвардейцы ни за что не поверят, что та, за кем они гоняются, имела наглость поселиться прямо у них под носом. Знаешь, чтобы получше спрятать бриллиант, нужно положить его в карман сыщика.
– Да неужели они не догадаются проверить прислугу? – недоверчиво вздернула бровь дисцития. – Это невозможно!
– Я никогда не требую от жизни невозможного, – серьезно отозвалась ведьма. – Это глупо.
– Почему?
– Потому что ее возможности безграничны. Полощи волосы.
Момент смытия краски тоже был выбран сугубо по внутреннему побуждению. Ибо полагалось-то ее держать на волосах около получаса, но учитывая, что какие-то пряди были накрашены раньше и уже перестояли свое, а какие-то еще только-только окунулись в настойку…
– Дивное же зрелище меня ждет, когда они высохнут, – мрачно пробормотала дисцития, опускаясь в воду. Пена радостно шарахнулась к бортам, но воды уже успело выплеснуться
Высохнуть им естественным путем, разумеется, никто не дал: за окном уже намечались зябкие предрассветные сумерки, а дел еще было невпроворот, так что, выбравшись наконец из поднадоевшей бадьи и с отвращением полюбовавшись на сморщившуюся в рубчик кожу на ладонях, Лерга презрительно выплюнула заклинание. От волос к потолку повалило облако холодного пара, осело капельками на затянутых тонким слоем слюды окнах.
Ристания, не давая Лерге в полной мере оценить понесенный от перекрашивания ущерб, усадила ее на стул и раскалила на каминной решетке стальные щипцы. С шипением проходящие через них пряди язвительно ворчали, на выходе теряя всякую волнистость.
– Ух ты! – искренне восхитилась дисцития. – И что, так каждый день можно?
Если свой естественный цвет волос Лергу вполне устраивал, то свести на нет эти дурацкие, торчащие во все стороны завитки было едва ли не самой заветной мечтой. Но, увы, магической корректировке подобные проблемы не поддавались. Не тот уровень. Магия – это не бытовое подспорье, а великое искусство пропорций. Она с удовольствием развеет пылью стотысячное войско, а вот распрямлять непослушные волосы брезгливо откажется наотрез.
– Можно, – согласилась чародейка, сноровисто, явно не в первый раз, распрямляя прядь за прядью. Волосы, сразу ставшие намного длиннее, горячим покрывалом ложились на плечи. – Седмицы две.
– А потом? – не поняла дисцития, с восторгом зажимая между двумя пальцами в кои-то веки прямую прядь.
– А потом волосы вылезают клочьями, – безапелляционно отрезала Ристания, заканчивая и откладывая щипцы.
– А раньше предупредить нельзя было?! – в ужасе подскочила Лерга.
– Успокойся. Ничего с тобой от одного раза не сделается. – Чародейка уже с неизменной невозмутимостью зачесывала волосы Лерги куда-то наверх, мало обращая внимание на ее возмущенный визг при насильственном прореживании шевелюры. – Глаза красить сама будешь?
– А часто бывают кухонные служанки с накрашенными глазами? – съязвила в ответ Лерга, с сомнением ощупывая странное сооружение на голове. Обычно она носила волосы распущенными, так что теперь боялась даже лишний раз покачать головой, хотя намертво спаянному магией узлу из волос разрушение явно не грозило.
– При дворе иных и не бывает, – парировала ведьма. – Там длинные ноги, красивые глаза и гламария – не роскошь, а средство продвижения по карьерной лестнице!
– Мерзость какая, – ругнулась Лерга, оценив подоплеку слов Ристании.
Глаза ей все же красила Ристания, уверенно тыкая в оные тоненькой палочкой с заостренным кончиком. Лерга, боязливо моргающая не вовремя, размазала черную подводку по всему веку, пришлось стирать и накладывать заново… Словом, через четверть часа мучений Лерга поняла, что передушить всю королевскую погоню голыми руками ей было бы гораздо проще.
Когда дисцитию наконец-то подпустили к зеркалу, она уже не нашла даже достаточно грязных ругательств, чтобы выразить свое отношение к измененному «милому облику». Только нервный мелкий смех разбирал.