По зову сердца
Шрифт:
– Но...
– Мерок держись за спинами ребят. Твоя задача выжить и всё рассказать тем, кто остался в городе. Ты уважаемый ропак, тебе поверят.
– Но...
– А сейчас нам остаётся только ждать, - произнёс круль самые противные слова, которые можно было бы озвучить в этой ситуации. Душа рвалась, тело не желало покоя и лишь привычное к выдержке сознание, жестко контролировало все порывы. «Бездумность, непродуманность, только повредит Нине. Они её не тронут», уговаривал он себя, «не навредят, а он если поспешит, то может навредить ей».
В кладовке настала тишина, и ребята аккуратно прикрыли
Было бы здорово, если бы оттуда можно было сразу выйти в коридор, но ребятам пришлось попортить такую же кладовку и там. Вот оттуда, где выход в коридор был за углом, уже и выскользнул незаметно Иво.
Селвин пытался предугадать, что за сбор затеял имперо, что он там может услышать и как эффективнее действовать. Однако все мысли о Варине задвигала тревога о Нине. В конце концов, раз никому уже нечего скрывать, то он будет настаивать на том, чтобы она была рядом с ним. Он назовет её при всех своей невестой, и никто не посмеет возразить, лишь бы Нина не воспротивилась. Между собой они разберутся потом. Досада охватила его на то, что надо было всё же настоять на этом ранее. Как же жаль, что они вместе всего несколько дней, им бы ещё немного времени для сближения, хотя бы ещё неделя и ушла бы её настороженность в общении.
Дворцовые служащие ждать долго не заставили, пригласили пройти в зал для официальных встреч. Селвин ступал размеренно, чтобы успевать посматривать в окна, не появились ли его охотники. Если Иво не поймали, то он должен был уже успеть оповестить хоть кого-то, а дальше посланники расползлись бы по адресам без его помощи. Ближе к концу пути показалось, что на площади прибавилось народа, но пришлось пройти в зал, и площадь уже перестала быть видной.
Он поприветствовал кивком головы знакомых крулей, занял приготовленное ему место. Почти сразу же появился Варин второй. Он прошествовал мимо всех и ни на кого не смотря, занял кресло председателя. Обычно на нём сидел имперо, но кто знает, какие нынче здесь порядки.
Послышались шаги, и следом за незнакомым ропаком появилась Нина. Она выглядела прекрасно, чуть растеряна, насторожена, но гордо смотрящая вперёд. От макушки до пяток пронзило безумной радостью, когда он увидел, как вспыхнули её глаза при взгляде на него. Она скучала, он ей нужен, она видит только его здесь.
– Круль, успокойся, держи себя в руках, - кто-то удерживал его за руки и шипел в уши. Это раздражало, мешало приблизиться к Нине. Она села на указанное ей место и её перестало быть видно.
Сэл уже хотел стряхнуть с себя повисшую на руках тяжесть, но она наклонилась и поймала его взгляд. Звёзды! Почему он не может сейчас находится рядом с ней? Город, имперо, ропаки, проблемы, всё отодвинулось куда-то далеко. На него смотрели обеспокоенные голубые глаза, и сердце рвалось, от того, что невозможно прижать её к себе, увести отсюда.
– Селвин, хватит, уймись!
– чьи-то руки обхватили его ещё сзади и давление усилилось.
– Нас выставят отсюда, и останется только гадать, что происходит. Не нарушай порядок. Она гостья и занимает своё место, это правило, не лезь!
Удалось сосредоточиться. Все были разделены по городам, занимая
– Вчера вечером был убит наш имперо.
Произнесённые слова не сразу доходили до сознания. Что имперо задумал? Зачем он себя объявляет убитым? Как он потом выкрутится? Совершенно непонятно в чём его выгода.
– Последними кто его видел, были я, мой сын и наша гостья.
Да что он такое говорит? Какой смысл скрываться накануне голосования?
– Все знают, что в соседнем с нами королевством есть люди обладающие магией. Теперь я могу только догадываться, в какой момент колдовала леди.
Какая магия? О чём они вообще говорят? Почему оправдывается Нина?
Голова пухла и никак не могла принять, что имперо убит. Убит. Убит!
Они что, обвиняют её?!
Разве можно всерьёз слушать подобную глупость? Нина убила? А что если старый осколок полез домогаться её? Нет, у неё к сожалению не хватило бы сил.
Сквозь пелену недоумения, возмущения, ярости, Селвин слышал, видел происходящее, но никак не мог поверить, что обвиняют, к примеру, не его, а Нину.
Чей же это был план зазвать её в гости и одновременно убрать имперо? Такое предугадать невозможно. Стало противно. Многое он ожидал от Варинцевского рода, но такой мерзкой гадости, не мог предположить.
– Всё это чушь! Полная бездоказательная чушь!
– вырвалось у него.
Нужные слова сразу не находились, но неужели не понятно сразу, что это чушь! Светлая, добрая, милая, она, походя, одарила множество жителей новым месторождением адамаса, не прося ничего взамен. Она видит удивительное там, где никто чуда не замечает.
На многое он смотрит теперь её глазами и всё чаще думает, что живут они в потрясающе красивом и щедром месте. Что их предков совсем не обидели, отдавая в дар заснеженные земли. И вот, к ним в гости пожаловало олицетворение чуда, а они смеют её обвинять в собственных гнусностях!
Селвин сорвался.
Его больше не могли удерживать пришедшие с ним ропаки, он ринулся к Нине. Они не смеют, не смеют на неё так смотреть, касаться её!
Сила рвалась наружу, всё, что мешало ему продвигаться к ней, отлетало в сторону. Он видел только её глаза, он стремился к ним, отбрасывая всё, что стояло на пути, но движения замедлялись, а она неумолимо отдалялась. Последний рывок к ней сквозь мешающие тела, выпутывая руки из захватов, и оставалась только возможность грызть зубами тех, кто неосторожно попадался.
– Круль Селвин, вы арестованы, как пособник убийцы. Ваше поведение доказывает, что вы всё знали и рассчитывали, что у вас получится скрыть содеянное. Увести его!
Селвина с его ропаками утащили из зала и заперли в подвале. Досталось всем северянам, но они были за спиной своего круля, а вот круль находясь на острие атаки, и раскидывая мешающихся ему дворцовых служек не обращая внимания на раны, оказался сильно избит. На него наваливались кучей, стараясь побыстрее сковать неизвестно откуда взявшимися цепями. Даже протащив не держащегося на ногах круля в подвал не стали расковывать его. Взгляд Селвина не обещал никому ничего хорошего, и даже свои опасались за его рассудок.