Победа по очкам
Шрифт:
– Андрей, – начал было Пафнутьев.
– Я вижу, Павел Николаевич, – ответил Андрей. – Он за нами увязался, едва мы отъедали.
– А сбросить его можно в этом потоке?
– Попробую. Мы вообще-то куда едем?
– Общее направление – Кутузовский проспект. И до пересечения с Кольцевой дорогой, – сказал Халандовский.
– А потом?
– Немного по Кольцевой, совсем немного.
– Уложимся, – пробормотал Андрей и резко свернул вправо в образовавшийся просвет. Серый «жигуленок», который шел следом, на подобное решиться не мог, не было у него такой возможности. Даже из машины
– Кажется, оторвались, – пробормотал Пафнутьев.
– Он теперь сможет развернуться через несколько километров, – заметил Халандовский. – Где-то возле Трехгорки.
Не снижая скорости, Андрей проскочил несколько поворотов и оказался возле указателя на улицу Горбунова.
– О, я знаю эти места! – радостно заорал Халандовский. – Андрюша, теперь налево, смелей, смелей налево! И прямо! Дуй мимо поста гаишников! Впереди Кунцевский автоцентр! Ты его пересекаешь по прямой! Нигде не останавливайся и никуда не сворачивай! Правильно! Гаишники нас не остановят, они знают, какие номера останавливать не следует! Все! Мы въезжаем в Немчиновку с тылу! Ребята, с тылу! Это же здорово! Мы кинули этого придурка, который увязался за нами, мы его кинули! Андрей, слушай меня внимательно!
– Слушаю!
– Мы в Немчиновке.
– Это радует, – отозвался Андрей.
– Это обнадеживает! – закричал Халандовский. – Тише, не гони, за нами никого нет. Так, первый поворот налево! Молодец. А теперь третий дом направо! Все, мы приехали! Нас здесь ждут! Нас здесь любят! Нас никому не дадут в обиду!
– Это радует, – повторил Пафнутьев слова Андрея.
Машина еще не успела остановиться, как Халандовский выскочил наружу, подбежал к воротам из старого штакетника, распахнул их и сделал приглашающий жест – въезжайте, дескать, гости дорогие.
Андрей осторожно въехал, стараясь не поцарапать борта в узких воротах. Халандовский уже был в глубине двора – показывал, что нужно ехать дальше, еще дальше. Наконец машина оказалась под громадными соснами. Халандовский рванул какую-то свисающую веревку, и тент из выгоревшего брезента надежно укрыл машину от глаз чужих и недобрых.
– Неплохо придумано, – проворчал Пафнутьев, выбираясь из-под брезента.
– А с улицы совсем ничего не видно! – радовался Халандовский. – Даже если кто и захочет полюбопытствовать – ни фига у него не получится! Ни фига!
Дом на участке был старый, деревянный, с темной верандой, в глубине которой просматривался красный абажур с кистями. Лампочка была включена, абажур светился призывно и даже как-то по-родственному. За круглым столом под таким вот абажуром долгими летними вечерами можно было пить чай, до утра обсуждая подробности предстоящей войны, предстоящих свадеб, предстоящего урожая – все так и было, все так и было перед войной, когда был построен этот дом, когда в нем звучали голоса, звучало с пластинки танго и голос Лещенко, того еще Лещенко…
И вот этот абажур, новый еще, яркий, освещал
Нет их больше, нет их больше, нет их больше…
Рассеялись по белу свету, а многие здесь же рядом, на соседнем Ромашковском кладбище лежат себе тихо и неподвижно, будто ждут, будто ждут, когда снова ярко и зовуще вспыхнет красный абажур с кистями, и кто-то сдует пыль со старого патефона, сдует пыль с хриплой пластинки, и зазвучит смазанный голос Лещенко, того еще Лещенко, и им можно будет наконец подняться, отряхнуть с одежды, лица, рук комья сырой земли и знакомой дорогой вернуться из Ромашкова в Немчиновку и собраться на чашку чая за знакомым круглым столом, под красным абажуром с кистями…
Но нет, не будет, не будет этого, не будет никогда…
Из дома на небольшое крыльцо вышел улыбающийся старик с палкой. Он ничего не говорил, стоял молча, неподвижно, только улыбался и, видимо, просто ждал, когда его увидят, когда на него обратят внимание.
– Иван Степанович! – неожиданно заорал Халандовский, увидев наконец старика. – Что ж ты молчишь?!
– А чего говорить-то? Я здесь, вы здесь, значит, все в порядке, значит, жизнь идет своим ходом.
– Гостей примешь?
– А куда ж я денусь…
– Место найдется?
– Как не найтись… Дом-то пустой.
– И музыка будет? – продолжал куражиться Халандовский.
– Если привезли, значит, будет. Как же без музыки-то…
– Ты говоришь – дом пустой, – спохватился Халандовский. – Что, никого не осталось?
– Никого, Аркаша, никого… Да и я, похоже, ненадолго задержался…
– Не надо, Иван Степанович! Не надо, – строгим голосом проговорил Халандовский. – Так нельзя.
– Не буду, – вздохнул старик. – Проходите в дом-то… Чего тут толочься.
– Спасибо, пройдем. – Халандовский, ухватив Пафнутьева за рукав, подволок к старику. – Знакомься, Иван Степанович, это потрясающий человек, необыкновенного мужества и порядочности. Его зовут Павел Николаевич. А фамилия ему – Пафнутьев.
– Очень рад… Иван Степанович. – Старик протянул руку, и Пафнутьев с удивлением обнаружил, что его первые впечатления были ошибочны – рука оказалась необыкновенно сильной и твердой.
– А это наш юный друг Андрей. Тоже замечательный человек. Как говорится, без страха и упрека. Я совершенно уверен – вы понравитесь друг другу.
– Уже, – сказал старик, продолжая улыбаться широко и беззлобно.
Когда Пафнутьев прошел наконец на веранду, он с удивлением увидел, что стол почти накрыт – Халандовский легко и весело опорожнил сумки, прихваченные в пафнутьевской обесчещенной квартире.
Тут же за круглым столом под абажуром с кистями и расселись. За этим столом легко могли бы поместиться и еще четверо, но поскольку их не было, то и четверым не было пустовато.
– Как доехали? – спросил старик, соблюдая законы гостеприимства.