Победитель получает все
Шрифт:
Очередное пиканье. «Четыре минуты».
Улыбнувшись, она закрыла лицо руками и через миг громко рассмеялась.
Шейн вполуха прислушивался к общей беседе, внимательно поглядывая одним глазом – незаметно для окружающих – на заднюю дверь. Интересно, как она отреагирует на его указание, дерзкое и немного нагловатое? Нет, он не думал, что она поспешит выполнить его, но разве ему был нужен повод для того, чтобы выполнить обещанное – подняться наверх и продолжить обмен любезностями?
Что было бы совсем
Особенно после того, как он увидел, с каким лицом она наблюдала за ним через окно.
А ведь немногим раньше он – хотя сперва ему показалось, что Сесили ревнует, – почти убедил себя в том, что это заблуждение. Но когда он увидел ее в верхнем окне, пристально смотревшую вниз, прижав руку к стеклу, Шейн понял, что интуиция его не подвела.
Глядя на прятавшуюся за занавеской Сесили, он решил, вопреки благоразумию, продолжить свои заигрывания с ней. Им двигало не только любопытство, но и упорство, иногда он был упрям, как мул.
Шейн отправил эсэмэс Пенелопе Уоткинс, своему административному директору и другу семьи, чтобы та нашла нужный телефонный номер в особом файле, в котором содержалось досье на всех членов семьи Райли. Буквально через две минуты от Пенелопы пришло сообщение с требуемым номером.
Умно ли, глупо ли он поступал, Шейн не знал, да и не хотел знать. Его неудержимо влекло к Сесили, и он не в силах был сопротивляться этому влечению. Ему хотелось дотронуться до нее, взлохматить ее прическу, а затем в его воображении возникали такие картины, которые уже трудно было передать словами.
Такое поведение, наверное, вызвало бы у нее шок.
Шейн незаметно взглянул на дисплей смартфона, чтобы узнать время. В ее распоряжении оставалось около минуты.
Прищурившись, он уставился на двери.
Интересно, насколько силен в ней дух благопристойности? А может, что его-то в ней нет и в помине? Выглядела она воплощением пристойности, но была ли таковой на самом деле? Нет ли в ней скрытой порочности?
Сумеет ли он сломить ее оборону? Заставить ее, например, кричать? Хотя, если как следует постараться…
– Шейн. – Голос Грейси вывел его из задумчивости.
– Что, дорогая? – отозвался он, совершенно не понимая, о чем она говорит.
Его зять с немым вопросом в глазах почесал щетину на щеке:
– Мадди прислала сообщение, она спрашивает – не нужно ли нам еще что-нибудь из еды? Они сейчас как раз в магазине.
– Нет, – машинально ответил Шейн, но тут же спохватился, вспомнив недавнюю стычку с Сесили на кухне. – Постой, передай им, чтобы они купили чипсы и колу.
Митч состроил удивленную гримасу:
– Интересный заказ.
– Боже, как ты можешь есть такую дрянь! – возмущению Джеймса явно не было предела.
Шейн закатил глаза в притворном недоумении:
– Почему каждый раз, когда мне в голову приходит какая-нибудь блажь вроде чипсов или колы, ты читаешь мне наставления?
Как так получилось, что его брат стал именно таким? Когда и что Шейн упустил из виду, воспитывая его? Иногда посреди ночи он просыпался от охватывавших его тяжелых мыслей – все ли он правильно делал для сестры и двух братьев? Черт, после смерти отца он трудился, не жалея себя и не покладая рук, только чтобы оградить их от жизненных невзгод и житейских трудностей. Вряд ли он думал при этом об их чувствах, об их внутреннем мире. Но ведь и ему самому пришлось взрослеть слишком быстро.
И вот теперь с одной стороны у него был Джеймс, обладавший настолько гипертрофированным чувством самоконтроля, это оно не позволяло ему съесть даже один жалкий кекс, а с другой стороны – Эван, который постоянно подвергал свою жизнь глупому риску. Шейн покачал головой, размышляя о безрассудстве младшего брата. Эван страстно увлекался серфингом – за этим, как подозревал Шейн, скрывался тайный страх перед жизнью, перед необходимостью взрослеть.
Радовала одна лишь Мадди, по крайней мере она хорошо понимала, чего ей хочется от жизни.
Хотя тут вовсе не было никакой особой его заслуги. Мадди всего добилась сама, не прибегая к его помощи.
– Тебе ведь уже тридцать пять, – произнес Джеймс таким рассудительным тоном, каким он обычно говорил о пользе зеленого чая со льдом, без кофеина, но богатого антиоксидантами, перед тем, как отпить глоток.
Шейн нахмурился. С чего это всем так дался его возраст? Почему все то и дело напоминают ему о нем?
– Ну и что из этого? А тебе тридцать три, еще чуть-чуть, и с удовольствиями молодости считай можно распрощаться. Ты вступаешь в период зрелости.
Грейси поставила перед его братом-профессором блюдо со злополучными кексами и с приторной улыбкой сказала:
– Пока еще можно, побалуй себя, так сказать, вкуси удовольствий от жизни.
Глаза Джеймса весело заблестели:
– Грейси, ты кого угодно уговоришь съесть что-нибудь, но только не меня.
Грейси прищелкнула языком:
– Ты прав, я не только завзятый кулинар, но и лоббист своей выпечки.
Лукаво усмехнувшись, Митч опять углубился в то, что высвечивалось на экране смартфона.
Шейн вновь посмотрел на часы: пять минут прошли. Неужели она считает, что он блефует? Ну что ж, в таком случае он ей покажет, что не шутит. Ему все это начинало нравиться. Хотя Шейн еще не знал, что ей скажет, когда они увидятся, но в себе он не сомневался. В подобных случаях он действовал, полагаясь на собственное чутье и самоуверенность – они никогда не подводили его.
Но едва он привстал со стула, как двери открылись, и вошла Сесили. Ее неожиданное появление в первый момент настолько расстроило его, что он с досады плюхнулся обратно на свое место.