Победитель получает...
Шрифт:
У Маши перехватило дыхание от боли и бессилия, она знала, что не сможет ему помочь. Ей ничего не изменить в этой реальности, несмотря на видимость власти, которую она получила на какое-то — очень краткое — время.
Лицо мятежника расплывалось перед ней, хоть он и стоял очень близко. Прямые чёрные волосы до плеч, резкие черты, кровоподтёк на высокой скуле и жгучие глаза, смотревшие на неё с неприкрытой ненавистью, без тени страха.
Неужели это слёзы мешают ей видеть, застилая всё вокруг мерцающим маревом? Откуда такая невыносимая
На какой-то миг в чёрных глазах отразилось удивление. Очевидно пленник иначе представлял себе Тёмную Владычицу…
Голос Алкана прервал немую сцену:
— Для Священных Игр во славу Безликих всё уже готово! Нам недоставало лишь нескольких бунтовщиков и их главаря. Уже завтра народ Пирамидии убедится, что Непобедимый Лирен, как некоторые глупцы его называли, — не более чем ничтожный комок плоти, жалкая песчинка, которую мощь богов поглощает, даже не замечая. На этот раз Игры будут особенными! Ведь нас осчастливила своим присутствием сама Тёмная Владычица — приближённая Безликих, их представительница! — Алкан с торжеством и в то же время испытующе воззрился на Машу.
Сущность вернулась, это она смотрит на земную женщину сквозь водянистые глазки жреца. Ждёт. Издевательски щурится.
Маша поняла причину охватившей её безысходности. Если до этого у Сущности и были какие-то сомнения, то сейчас она окончательно убедилась, что Маша не имеет к Тёмной Владычице никакого отношения! Сострадание — вот что выдало её.
Можно предполагать, что Тёмная не всё время пребывает в теле смертной женщины, но она никогда, даже мимолётно, не вселилась бы в ту, что способна испытывать сострадание к совершенно постороннему человеку!
Сожалеть о несдержанности не приходится… Если бы она не проявила свою суть сейчас, её заставили бы присутствовать при пытках, но выявили бы то, что чуждо им, их вере, их богам — воплощению жестокости и разрушения.
Змеиная ледяная улыбка искривила полные губы жреца.
— Завтра Великая насладится зрелищем Игр! Я уверен, что муки и смерть мятежников, осмелившихся восстать против власти Храма и самих Безликих, а особенно их ничтожного главаря Лирена, — доставят ей особое удовольствие…
========== Глава 32. Наблюдения наблюдаемого ==========
Лирен… Почему её преследует это имя, преследует его взгляд?.. Что она может сделать?
Маша снова сидела в комнате Ядвы, на постели Ядвы, после того как вымылась в купальне Ядвы. Казалось, что всё кругом, каждый клочок ткани, каждый глоток воды и воздуха пропитаны злой энергией жрицы, но здесь всё пронизано злом, а различия лишь в дозах и оттенках.
И эту дозу можно было счесть относительно низкой, так что приходилось терпеть, радуясь, что Алкана сейчас нет поблизости.
Куся жался к Маше, тревожно заглядывал в глаза, ощущая её состояние. Ему ничего не нужно было объяснять.
— Ты открой дверь, — прошептал он. — Я наверняка
Маша только головой покачала. Да, дверь можно было открыть. Их не заперли, хотя поведение Алкана по отношению к Маше изменилось довольно существенно и не в лучшую сторону. Она пыталась расспрашивать жреца об Играх, наплевав на то, что выдаёт себя ещё больше, что показывает свою заинтересованность, которую надо скрывать. Но его реакция убедительно доказала: скрывать уже поздно.
Выдав себя состраданием, Маша оказалась в его руках, и только природная осторожность и неторопливость, а также стремление растянуть удовольствие от разгадки Маши-Кусиного секрета, удерживают Алкана от немедленных и весьма жёстких действий.
А кроме того, он, вероятно, тоже заинтересован в том, чтобы продемонстрировать Тёмную Владычицу и её спутника-Стража во время этих самых Игр, будь они неладны…
После сцены в беседке, Алкан буквально заставил Машу вернуться внутрь пирамиды, представлявшей собой чуть ли не целый город, погружённый во мрак, окрашенный мертвенно-голубым или кроваво-красным цветом шаров, факелов, светильников.
Они не прогоняли тьму, а лишь показывали кое-что из того, что в ней скрывалось, и самое безобидное притом; они не приносили свет, а лишь напоминали о том, что его здесь нет и быть не может.
Жрец отвёл Машу в огромный зал, где на расположенных амфитеатром скамьях сидело множество разодетых людей, — как догадалась лже-Владычица, — местная знать.
Там Алкан произнёс весьма торжественную, хотя и краткую, речь.
Маше показалось, что всё это множество сильных, богатых людей боится жреца. И ещё показалось, что он привёл её сюда, как медведя на ярмарку, но не только для того, чтобы продемонстрировать укрощённую зверюгу почтенной публике, а для чего-то ещё…
Жрец шарил цепким взглядом по лицам стоящих мужчин и немногих присутствовавших женщин. Они приветствовали Алкана стоя, а после представления им воплощения Тёмной Владычицы, никто так и не осмелился сесть, хотя Маше показалось, что на многих лицах отобразилось, если не недоверие, то сомнение.
Наверняка жрец это тоже заметил и сделал ход куда более продуманный, чем могло показаться на первый взгляд: он протянул руку к кото-мышу чуть ли не с намерением фамильярно потрепать его по загривку.
Куся, сидевший на некоем подобии кафедры рядом со стоящей тут же Машей и взиравший на собравшихся с угрюмой неприязнью, прижал уши, встопорщил перьевой хохолок, зашипел и отчётливо клацнул острыми зубами в каком-то миллиметре от пальцев жреца.
Алкан отдёрнул руку, а напряжение в зале ощутимо возросло. Видимо, жреца все боялись, но никто ему не верил. Они пытались разгадать его игру, а он в чём-то подозревал их. Возможно в том, что кто-то из знати подсунул Машу и Кусю Ядве, желая использовать её честолюбие в своих целях.