Победитель получает...
Шрифт:
Куся покрепче вцепился в твердокаменную ветку, приподнимая распахнутые крылья, всматриваясь в дрожащую массу внизу. Нет… ничего не выходит. У перевёртыша будто и вовсе нет разума, одна только текучая плоть, как густая болотная жижа, чья густота не даёт ей впитаться в почву, но и просто застыть грязной лужей ей тоже что-то не даёт… Что же?
Куся навострил сяжки, устремляя своё восприятие вдаль, и ему показалось, что он уловил нечто. Зудящий импульс, словно скребущий и щекочущий прямо внутри — в голове. Куся даже мявкнул тихонько и затряс головой, стараясь вытряхнуть
Он понял только, что оно идёт издалека и не даёт перевёртышу остаться той самой лужей, которой он и был бы, если бы его предоставили самому себе, заставляет его становиться кем-то… или чем-то. А он не знает — кем.
Так вдруг показалось Кусе, и за холодящим, всю шерсть ставящим дыбом ужасом шевельнулось иное чувство, так что Куся почти не удивился Машиным словам, удивился только тому, как могла она понять то, что он ощутил. Ведь у неё нет той Силы Сердца и Разума, что есть у говорящих, да и то не у всех. Или есть? У неё есть Сила Сердца, — подумал Куся. — Большая Сила.
— Кусь, по-моему, ему плохо… — неуверенно сказала Маша.
Перевёртыш корчился и трясся. Он увеличился в размерах, и теперь уже ком дрожащей плоти по высоте был Маше до колен и из него можно было бы соорудить не грызуна, а хорошую овчарку.
Он был отвратителен, он был страшен, и он был… жалок… Похожий на кусок сырого мяса, в который, прихотью чьей-то злой воли, вдруг вернулась способность чувствовать и, будто этого мало, к нему ещё и ток подключили…
Испуганно прижавшаяся к дереву Маша чуть не утонула в захлестнувших её эмоциях, но поверх ужаса и омерзения вдруг вынырнула на гребне волны жалость. Она ещё пыталась сама себя убедить, что нужно бояться, бояться, а не жалеть! И словно со стороны услышала свои слова:
— Кусь, по-моему, ему плохо… больно… Что ж делать-то? Может, надо представить что-нибудь, чтобы он в это превратился? Может, тебе снова грызуна представить?
Пару секунд Куся молчал ошеломлённо, потом попробовал. Масса внизу затряслась сильнее прежнего и ещё немного увеличилась.
— Нет уж, — мявкнул кото-мышь. — Грызун у меня больше не получается. Как на это посмотришь… я чуть морга не представил!
— Нет-нет, морга нам не надо, — содрогнулась Маша и посмотрела на Кусю.
А ведь он похож на дедушкиного Тишку… Сейчас такой же серенький… если вот сяжки убрать и встопорщенный хохолок, ну и крылья… А глаза — почти что Тишкины. Тоже зелёные, загадочно мерцающие и умные…
Что-то мягкое робко коснулось Машиной ноги. Она едва не заорала на всю округу, но, в который уже раз, сдержалась. Внизу, у её ног, стоял… Тишка. “Кот” поймал её взгляд, и кончик его хвоста знакомо вильнул. Лже-Тишка встряхнулся, сел и лизнул лапку.
— Кто это? — шёпотом спросил Куся.
— Кот. Тишка. У дедушки такой был… Может, и сейчас жив — с Маришкой и детьми живёт…
Куся сердито потряс головой, словно пытаясь перетряхнуть полученные сведения так, чтобы остались только нужные, а лишние высыпались и не мешали.
— Как это — у дедушки был? Ты в кого его превратила? Он что — разумный?
— Нет. То есть… кошки
Существо у её ног внимательно прислушивалось, по-кошачьи шевеля ушами. Маша всхлипнула, быстро опустилась на корточки и погладила бархатную голову:
— Тишка…
— Это не Тишка! — рявкнул Куся.
Машины руки испуганно замерли, и вся она замерла — и снаружи, и внутри, потерявшись в противоречивых эмоциях, мыслях, страхах, сомнениях… Кот смотрел на неё неуверенно, словно спрашивая: что дальше? что мне теперь делать? каким мне быть?
Гордый Тишка, гроза всех котов в округе и мечта всех окрестных кошек, не смотрел так никогда и ни на кого. Конечно, Маша прекрасно знала, что это не Тишка и, что намного важнее и значительно хуже, — вообще не кот. Но когда он только появился, и она увидела его — такого родного… удержать вскипевшую радость узнавания и нежность оказалось просто невозможно.
“Тишка” задрожал, как грызун, перед тем как исчезнуть, когда Куся назвал его перевёртышем, и очертания его начали расплываться, пока едва заметно, а в зелёных глазах Маша увидела боль — страдание беспомощного и беззащитного живого существа.
— Тишка, — сказала она твёрдо. — Ты — Тишка. Кот.
Маша закрыла глаза и увидела дедушкиного любимца ясно, отчётливо. И как она раньше не замечала, что Куся на него похож? И не во внешности даже дело, а в чём-то внутреннем, неуловимом. В чувстве собственного достоинства и неизменной спокойной иронии, с которой, кажется, только кошкам дано взирать на окружающий мир так, что и в голову не придёт усомниться — они имеют на это право.
Маша открыла глаза, перед ней сидел Тишка, смотрел спокойно, уверенно, чуть снисходительно. Она подняла взгляд на Кусю. Кото-мышь вздохнул тяжко, без слов признавая, что, хоть ему всё это совсем не нравится, но другого выхода он не видит и согласен с Машиным решением.
— Тишка… — пробормотал он. — И что же нам теперь делать?
— Не знаю, покачала головой Маша. — Но… может, они не такие уж и страшные… эти… ну, ты понял, да?
— Чего ж тут непонятного, — пригорюнился Куся. — Понял, конечно. Только… не знаю… Может, они и не страшные… но страшные те, кто ими управляет…
Маша, уже давно вспомнившая свой сон со стулом-перевёртышем, не могла не согласиться. Ещё тогда ей показалось, что страшен не сам перевёртыш, а тот, кто дёргает его за ниточки, используя или просто развлекаясь.
— Но сейчас ведь мы им управляем, — полувопросительно сказала она.
— Сейчас… — эхом отозвался Куся, задумчиво глядя в темноту между стволов огромных деревьев. — Здесь есть кто-то ещё… что-то на них действует… — сказал он тихо. — Что-то заставляет… превращаться. Наверное оно может и приказать… превратить его в кого угодно. Да и мы… вот заснём сейчас, и что? — спросил он трагическим шёпотом.
— Можно, конечно, спать по очереди и следить за этим… Тишкой. Но ведь это ты его… превратила. Ты заснёшь, а с ним что будет? А если тебе кошмар приснится? — всё больше распалялся Куся, шёпот его становился всё горячее, а взгляд, обращённый на “Тишку”, — враждебнее.