Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942

Банеман Гюнтер

Добравшись до подножия гряды, я свернул с дороги и поехал по неровной поверхности пустыни, петляя среди камней. Наконец, я остановился у скалы, круто поднимавшейся вверх. Последнее путешествие Йозефа подошло к концу.

Какое-то время я сидел на мотоцикле, чувствуя себя заброшенным и одиноким. Смерть Йозефа напомнила мне о том, что ждало меня впереди.

По телу Йозефа ползли мухи, привлеченные запахом крови; их становилось все больше и больше. Я встал и, вытащив из коляски одеяло, набросил его на тело друга. Как же мне вырыть здесь могилу – ведь поверхность пустыни в основном каменистая, только слегка припорошенная песком?

Но тут мне пришло в голову, что, может быть, я смогу найти яму, заполненную песком, и я

отправился на поиски. Через полчаса, не найдя ничего похожего на яму, я пошел к мотоциклу. И тут, всего в нескольких метрах, я заметил большой камень, высотой метров шесть. У его основания виднелось отверстие. Наклонившись, я заглянул в него и увидел под камнем яму, в которой вполне мог уместиться мужчина в полный рост. Если уж нельзя похоронить Йозефа в могиле, то пусть он покоится в гробнице. Тут я вспомнил, что в пустыне многих хоронили в гробницах. Даже египетские цари, фараоны, находили в них свой последний приют. Их гробницами были пирамиды. Для Йозефа пирамидой станет вот этот огромный камень. Я расчистил яму, освободив место для тела друга. Потом я подошел и развязал веревку, которой Йозеф был привязан к коляске. Взяв его на руки, я, шатаясь, подошел к камню и опустил на землю. Расстелив одеяло, я закатал в него тело Йозефа. Тут я вспомнил, что надо осмотреть его карманы и вытащить оттуда кое-какие вещи. Алюминиевый жетон с личным номером, висевший у него на груди, я не тронул – вдруг кто-нибудь обнаружит могилу Йозефа? Вскоре я набрал нужное количество мелких камней, чтобы закрыть отверстие. Несколько минут я смотрел на Йозефа – он останется здесь навечно. Он был мне другом, да таким, которого еще стоит поискать, только я слишком поздно это понял. Теперь я остался совсем один, гонимый и преследуемый, и никто не разделит со мной пугающей неизвестности. Что ждет меня впереди – расстрельная команда, военная полиция или гибель в пустыне, окружающей меня? Я насыпал кучу камней, завалив яму под валуном. Не закончив эту работу, я взял гранату и поставил растяжку среди камней. Вход в гробницу Йозефа был теперь запечатан не только камнями, но и гранатой. А если какой-нибудь араб захочет потревожить покой моего друга, то взлетит на воздух. Я не стал отмечать могилу каким-либо знаком – да и зачем? Уйдя отсюда, я сам, наверное, не смогу ее найти. Я весь взмок, вокруг моего лица жужжали мухи, которые садились на кровавые пятна на моей рубашке. Стянув ее, я достал канистру с водой, налил немного в стальную каску, обмылся сам и прополоскал рубашку. Полотенца мне не понадобилось. Пока я мыл одну руку, другая уже высохла, а рубашка просохла меньше чем за пять минут.

Солнце стояло высоко, испепеляя все вокруг невыносимой давящей жарой. Я забрал себе наручные часы Йозефа. Они отмерили для него какое-то количество часов. И когда я застегивал их на своей руке, то подумал, сколько часов они отмерят мне? Другие вещи Йозефа я засунул в его полевую сумку. Я надеялся найти его адрес и послать письмо его родителям.

Через несколько минут я уже снова был на дороге. Оглянувшись, я увидел большую трещину в скале. Если мне когда-нибудь снова доведется здесь побывать, я найду по этой отметине могилу Йозефа. Потом, глубоко задумавшись, я поехал дальше.

Глава 13

ОДИНОКИЙ БЕГЛЕЦ

Меня обогнали несколько грузовиков, главным образом итальянских, водители которых радостно махали мне рукой. Прошла мимо и машина германского люфтваффе, но сидевшие в ней люди были серьезны – шла война, и у них не было времени на то, чтобы махнуть рукой мотоциклисту или прокричать ему приветствие. Война – дело серьезное, и они демонстрировали это всем своим видом.

Я знал, что днем мне не удастся уехать далеко. Я был уверен, что штаб уже сообщил всем постам о нашем побеге. Военные полицейские – люди расторопные, и меня конечно же уже ищут. Обдумывая ситуацию, я пришел к мысли, что хорошо было бы выяснить, какая информация была передана по радио.

Ближайшим подразделением германской армии была 29-я ремонтная рота, мастерские которой располагались в двух милях от дороги на Эль-Газалу, на берегу узкого залива. Там имелась радиостанция, и если информация о нашем побеге уже распространилась, то там должны были это знать.

Я уехал из расположения этой роты только четыре дня назад, после того как моя бронемашина была отремонтирована. Здесь служили несколько парней, которые относились ко мне по-дружески – так, по крайней мере, мне казалось.

Я свернул и поехал по наезженной дороге по направлению к ремонтным мастерским.

Вскоре я увидел множество самых разных машин, разбросанных по широкому полю на приличном расстоянии друг от друга на случай бомбежек, которые бывали здесь часто. Палатки тоже стояли поодаль друг от друга, а в стороне от лагеря сверкали на солнце воды средиземноморского залива Эль-Бумба.

Насколько мне было известно, днем часовых в лагере не было, но ночью на случай нападения диверсантов его охраняла многочисленная охрана. Эти механические мастерские имели огромное значение для нашей армии – без них мы давно уже увязли бы в песках.

Воздух был полон непривычных звуков, совсем не похожих на те, что слышны на передовой. Они напоминали звуки завода, работающего где-нибудь в немецком городе. Вокруг сновали люди в замасленных спецовках, стучали молоты, ревели моторы, а искры сварки сияли ярче, чем лучи полуденного солнца. Мастерская была похожа на гудящий улей. Если бы вокруг лагеря не стояли зенитки различных типов, можно было бы подумать, что ты попал на завод Круппа.

Надвинув на глаза очки и завязав поверх рта и носа лоскут материи, чтобы в них не попадал песок, я не сомневался, что меня узнают не сразу. Я медленно ехал среди машин. Никто не обращал на меня никакого внимания. Все давно привыкли к виду уставших и запыленных солдат, приезжающих из пустыни. Увидев нового посетителя, механики только чертыхались про себя, поскольку к ним являлись только затем, чтобы попросить отремонтировать какую-нибудь разбитую машину. А у них и без того работы по горло. Они пашут здесь без отдыха, без остановки – черт бы побрал этого пришельца!

Я подъехал к одноместной палатке и слез с мотоцикла. Ощущая у себя под рукой автомат, я подошел к палатке и откинул входной клапан.

– Эй, ты! – раздался голос позади меня.

Я оглянулся – около меня стоял парень с огромной шиной у ног.

– Вилли сейчас вернется. Он пошел за пайком, – сказал он.

– Спасибо, я подожду, – ответил я и проскользнул в палатку, не желая продолжать разговор.

В щель входного клапана я увидел, как он катит перед собой огромную шину и ругается на чем свет стоит.

На ящике стояла чашка с холодным чаем. Я схватил ее и залпом выпил чай. На полу лежала пара аккуратных узлов с вещами, одеяла были скатаны и уложены здесь же. С низкого потолка свешивалась крошечная электрическая лампочка, от которой шел провод к автомобильному аккумулятору в углу. Я увидел также банки с тушенкой, которую мы называли «консервированным ужасом» и «стариком».

Палатка ничем не отличалась от других подобных ей жилищ на передовой, за исключением электрической лампочки и плакатов с изображениями женщин, приклеенных к холщовым стенам с помощью каши.

Я уселся на канистру и, проклиная жару, снял очки и лоскут. Скоро наступит полдень.

Вилли был моим приятелем. Пока ремонтировали мою бронемашину, я жил с ним в этой палатке. Но я не был полностью уверен в нем. Если он знает о моем побеге, то неизвестно, что он сделает, увидев меня.

Снаружи под чьими-то ногами захрустел песок, потом палатку заполнил слепящий свет солнца – это Вилли откинул клапан. Он вошел внутрь. Я встал на ноги и взглянул ему в лицо. Его взгляд быстро пробежал по моему телу и уперся в автомат под моей рукой.