Побег на восток
Шрифт:
– Ну а что будем делать сейчас? И почему ты вот так "тихо" снял часового? Не смог справиться?
– Ну не вышло тише, извините, пан Владимир. Сам научил на свою голову хлопцев караульной службе. А тут ещё чрезвычайное положение объявили по случаю нашого побега. Вот они и услышали меня раньше, чем я дополз. Начали стрелять. Пришлось мне отстреливаться. Одного я, наверное, зацепил, а про остальное вы и сами видели. Я так удирал, что едва сапоги не потерял. Очень уж не хотел я своих хлопцев резать и сейчас даже рад, что не пришлось. Когда приходится отстреливаться и в бою убивать - то это же совсем не то, что кончать сонного и беспомощного человека. Я же не палач и не убийца, и в дальнейшем не собираюсь никого убивать. Поэтому пани и панове решил я покинуть Украину. Может это и неправильно, но ведь это моя жизнь. Собственно я ещё молодой, чтобы так нелепо её отдавать в чужие руки. Вот если бы я не видел и не слышал, а был бы таким слепым и глухим бовдуром как тот скаут и, то может и был бы более патриотичным. И пусть
Мы со Светкой молчали. Пусть человек выговорится. Видно много накипело. Не может же нормальный и честный человек так долго жить в нечеловеческих условиях и оставаться нормальным. Он или становится моральным уродом-сверхчеловеком, или оскатинивается, постепенно превращаясь в тупое животное (жрать, пить и морду бить), или зарывается в эгоистичную скорлупу (моя хата с краю, я ничего не знаю), или бежит от всего этого, или начинает борьбу с подонками за свою идею. Но в последнем случае в ходе борьбы за "социальную справедливость" он превращается или в сверхчеловека или в животное. Короче - у попа была собака... Орест решил дезерти?ровать. Мы со Светкой тоже решили дезертировать. Не нам его осуждать.
Бывший командир пластунов наконец-то замолчал и теперь понуро вглядывался в дорогу, разрываемую мощными фарами нашей "Ауди".
Молчание прервала Света: "В конце концов, мальчики, не надо так всё мазать черной краской. Ведь, есть еще и обычные тривиальные человеческие ценности: муж, жена, дети, отец, мать - семья одним словом. Ну не получилась у нас национальная идея - не вышло. Но вы же остались, дорогие мои мужчины. Орест, ты мне тоже стал родным. Как будто не день-ночь прошли, а целая вечность с тех пор как мы встретились. Ведь не всё потеряно, пока мы живы. Может быть, доберемся даже до Хмельницкого, а там отец, мама... В общем, не надо забывать, что существуют вечные человеческие ценности. Любовь же осталась. Любовь мужчины и женщины. Матери и сына. Что вы всё
– Родина, Родина. Родина - уродина. А для меня Родина там, где Владимир, мой супруг, где мои деточки. Это моя Отчизна. Не зря же по-украински семья переводится как "родына". Вот об этом и думайте. Представьте, что то, что вокруг нас - это просто дурной сон. Он пройдет и настанет ясное солнечное утро: зеленая травка перед родным домом, улыбающиеся красивые лица. Орест представь, что навстречу тебе бежит красивая дивчина с любовью в голубых бездонных глазах. Или тебе больше нравятся карие очи, очи дивочи? У тебя девушка есть?
– Есть у меня девушка,- буркнул Орест,- и очи у нее в самом деле голубые, небесные. Вы угадали, пани Светлана. Но далеко она, ох далеко. Как всё это началось, поехала вся её семья аж до самого Кракова. Теперь и я хочу к ней перебраться.
Он после слов Светланы буквально на глазах успокоился и как-то обмяк. Видимо давненько Орест не слышал таких чисто женских резонов смысла жизни, а теперь отдыхал от своих сугубо мужских и жёстких планов. Нет, не из ребра сотворил Господь женщину, а из более сложных материалов. Были среди этих стройматериалов, конечно, и печёнка, и сердце, и желудок, но также и ещё что-то непонятное и таинственное. То, что мы называем душой. Жаль, что матриархат давно канул в лету. Может быть, поэтому и так много бед на нашей планете. Нам бы сейчас сюда могучую, широкобедрую и грудастую женщину-повелительницу, которая бы запретила мужикам даже в мыслях вспоминать о войне. Были бы сейчас семьи с десятками весёлых и здоровых детишек и вечно беременными бабами, а мужики бы охотились на мамонтов, а не друг на друга. Жаль, что мамонты уже давно вымерли. Остались одни танки.
– А теперь опускаемся на землю.
– продолжал Орест - Сейчас мы подъезжаем к Стрию. Тут у меня шурин, очень влиятельная персона, заместитель мэра. Да и без него меня и моих стариков в Стрию все отлично знают. Так что у первой заставы тормозите, ничего не говорите, и всё будет хорошо..
– Так как в Сколе?
– с неуместной иронией спросил я, и чуть было сам себе не закрыл рот.
– Зачем сейчас умничать, не время. Но к счастью Орест на мою шпильку среагировал спокойно.
– Очень надеюсь, що всё будет по другому. Должно быть по другому. Проведём маленький эксперимент, пани Свитлана? Вы же, кажется, не так давно говорили о существовании таких обычных человеческих ценностей. Вот сейчас это и проверим.
5. Стрий
А впереди уже показалась развилка дороги Дулибы-Стрий и знакомый полосатый шлагбаум. Несмотря на глубокую ночь, час Быка, около шлагбаума торчало два силуэта, освещаемые бликами небольшого костерка. Эх, если бы они раньше были такими бдительными как сейчас, а то просрали Украину, а теперь после драки кулаками машут.
По сигналу Ореста я, не доезжая сотни метров до заставы, резко остановился и заглушил мотор. Орест медленно вышел из машины и с поднятыми руками пошёл вперед. А автомат, между прочим, таки взял, и он болтался у него на груди. Я свой тоже на всякий случай переложил на переднее сиденье - шовгур - шовгуром, а бережёного бог бережёт. Но на этот раз всё пошло без эксцессов,
В итоге, после трех суток бродячей жизни, мы оказались в нормаль?ной теплой квартире. Правда слегка пахло сыростью и плесенью, но это же такие пустяки, на которые не стоит обращать внимание. Я отбросил тяжелое одеяло в темно-синей наволочке и с восторгом увидел простыни и подушки того же цвета. С виду всё было чистое, хотя и слегка влажное на ощупь. "Как в лучших домах Парижа и Лондона" - вспомнил я глупую расхожую фразу из далекой прошлой жизни. Мы со Светкой радостно переглянулись и уже через две минуты лежали в постели, с удовольствием стянув с себя потную и грязную верхнюю одежду. Я по знакомым движениям догадался, что Светка под одеялом сняла даже трусики, и тут же по привычке полез к ней под рубашку. Но не тут- то было. Моя подруга, заявив, что сейчас "это" совсем некстати, и она смертельно устала, повернулась ко мне своими острыми коленками. Настаивать не было никаких сил, и я даже с некоторым облегчением, что не надо ничего доказывать, убрал руки. Ещё какое-то время я смотрел на уже сереющее в предрассветном сум?раке окно, проваливаясь в тяжелый беспокойный сон. Перед глазами кружилась серая дорога, зеленые смереки на голубом небе, какие-то хищные рожи мелькали перед капотом машины, которая летела вниз по очень крутой и узкой дороге. Я испуганно просыпался, с облегчением вспоминал, где я нахожусь, и снова падал в этот тягостный кошмар.
Жарко-то как. Я вспотел под толстым верблюжьим одеялом, высунул ноги и проснулся. В глазах замигали горячие желтые пятна, и я снова их зажмурил, подсматривая сквозь прикрытые веки на ослепи?тельные солнечные зайчики на белом высоком потолке. Где я? В больнице, что ли? Который час? На работу, наверное, опоздал. Что-то горячее я гладенькое прижималось к моему левому бедру. Я осторожно скосил глаза и, наконец - то окончательно проснулся, пришел в себя. Света! Под моим взглядом она зашевелилась, открыла глаза, снова закрыла и как мартовская кошка, сладко потянувшись, повернулась ко мне. Мы встретились взглядами и одновременно улыбнулись. Светкина рука ласково коснулась моей груди, а ее круглые коленки опустились вниз по моему животу.
– Осторожнее, раздавишь самое ценное. Что тогда будем делать, - привычно пошутил я, а рука уже сама по себе полезла к кругленькой и гладенькой попке, постепенно захватывая её всё сильней. Светка смотрела на меня своими сияющими голубыми блюдцами глаз и только улыбалась. Тогда я уже решительнее задрал её рубашку к горлу и стал обцеловывать аккуратные дыньки Светкиных - чуть обвисших грудей - нашу фамильную драгоценность, как мы подшучивали друг над другом. Иных- то сокровищ у нас сроду не было. Под моими губами грудь напряглась и маленькие звездочки коричневых сосков затвердели. Рука Светки тем временем проникла в мои трусы и плотно ухватила моего дружка. Я помог, ей освободить меня от трусов и, осторожно отводя коленку в сторону, прижался к Светке всем телом, и мы наконец-то слились друг с другом. Моя подруга прижималась ко мне изо всех сил, судорожно сцепив руки на моей пояснице, и мы еще некоторое время, после того как всё кончилось, не выпускали друг друга из объятий. Наконец Светка, как змея, выползла из-под меня в сторону и натянула на себя одеяло. Потом снова с нежностью положила свою голову на мое плечо, слегка касаясь своими горячими сухими губами шеи.