Побег
Шрифт:
– Принц Торин, – говорит мой отец, выступая вперед и скрещивая на груди руки в знак приветствия. – Добро пожаловать на «Деву».
– Вы оказали мне честь, капитан Адлер, – отвечает Торин елейным голосом. – Не каждый день получаешь приглашение отобедать на самом страшном корабле в наших водах.
– Мы рады, что вы смогли нас посетить. – Я никогда раньше не видела, чтобы мой отец использовал свое обаяние. Я даже не подозревала, что оно у него есть. – Позвольте мне представить вам моего рулевого – старшину Клива. Мой боцман Рен. А это Бронн. Самый ценный из моих убийц.
Я бросаю взгляд на Грейс, чтобы увидеть, что она испытывает, будучи обойденной
Принц Торин вежливо кивает по мере представления.
– Приятно с вами познакомиться, хотя, разумеется, ваша репутация говорит сама за себя. Но где же моя суженая?
Я смотрю во все глаза, ожидая, когда с его корабля сойдет женщина, элегантная и красивая, мило извиняющаяся за опоздание. Однако никого нет. А когда отец поворачивается ко мне с притворной улыбочкой на губах, я осознаю, что никого и не будет. Потому что принц имеет в виду меня.
3
Трапеза, вероятно, проходит неплохо с дипломатической точки зрения, однако я не могу получать удовольствия от стоящих передо мной кушаний, какими бы обильными они ни были, а если бы мне удалось выпить весь ром на свете, он бы все равно не успокоил моих мыслей. Впрочем, мне все равно позволено не больше крохотного глотка. Отец держит меня на коротком поводке, предположительно, чтобы не дать распоясаться. Потому что ему надо знать, как я себя ощущаю, попав в его западню. С того момента, как мне на шею наброшен аркан, я с трудом сохраняю самообладание. Если я начну сопротивляться, подниму голос, заору на отца: мол, я не его чертова кукла, чтобы мной торговать, веревка затянется и выдавит из меня весь дух. А потому я сижу смирно, играю свою роль, и все это время гнев жжет так, что наверняка уже испепелил мои внутренности.
Я не подозревала, чего ждать от принца Торина, и, хотя наши опустевшие обеденные тарелки вымыты и освободили место сладкой выпечке, не чувствую, что узнала о нем что-либо. Он ведет себя ровно так, как ждешь от принца, общается со всеми на равных, а не как с подданными, и довольно внимателен ко мне. Какое на мне замечательное платье! Как оно подчеркивает мою красоту! Как Первый остров ждет не дождется предстоящего бракосочетания!
Однако ни одно его слово не звучит искренне и чистосердечно. Он как будто играет самого себя, и, хотя, возможно, ему удается обмануть остальных, я не верю ему ни секунды. Тупая боль в ладони напоминает об отце, который наблюдает за каждым моим движением, но и при этом мне приходится держать себя в руках, чтобы улыбаться.
Лишь один человек выглядит таким же несчастным, как я себя ощущаю, и это личный страж принца Торина, который, несмотря на то что схож с принцем возрастом и ростом, хмурится при каждой его фальшивой улыбке. Я не виню его. Он наверняка понимает, как ничтожна защита, которую он может предоставить здесь своему хозяину.
Когда запасы кушаний истощаются и снова наполняются графины, становится очевидно, что мое дальнейшее присутствие больше не требуется. Извинившись, я ускользаю.
Раздираемая паникой и стиснутая корсетом,
Я гляжу на фигуру, приделанную к дальнему концу корабельного носа. Это наклонившаяся вперед женщина, вырезанная из чернейшего дерева, ее платье и плащ вздымаются ветром, талия охвачена канатами. На груди нарисован алый цветок, ее сердце кровоточит. Она и есть та самая дева, в честь которой назван корабль. Она – моя мать. Отец никогда не говорит о ней. Лишь однажды он нарушил это правило, чтобы рассказать, как любил ее. Когда вскоре после моего рождения она была убита, он распорядился сделать эту фигуру из ствола сердце-ночи, что растет в черных лесах Третьего острова, и дал кораблю новое название. Этот жест преданности всегда заставлял меня верить в то, что ему знакома сила истинной любви и что он желает мне того же. Похоже, я ошибалась, и теперь вижу привязанную к кораблю женщину в новом свете. Я точно так же прикована к «Деве», как и она. У меня больше общего с этим куском дерева, чем с кем бы то ни было. Прекрасно!
Кто-то подходит, и я поднимаю глаза.
Бронн покинул празднество. Он стоит у поручня лицом к морю, умышленно далеко, но достаточно близко, чтобы следить за мной. Очевидно, для того, чтобы я не наломала дров. Отец ведь не может позволить себе потерять товар.
– Ты знал? – спрашиваю я, не в силах скрыть обиду, хотя мы уже давно не дружим.
– Капитан говорит нам только то, что необходимо.
– А как насчет меня? – обрываю я его. – Кто-нибудь скажет мне, что необходимо? Ты скажешь?
Он не отвечает, снова безучастный к моей боли, и я разочарованно отворачиваюсь. Было время, когда Бронн сообщал мне все, и тем мучительней его теперешнее молчание.
Мне было пять, когда он поселился на «Деве».
Отец подобрал его в доках, сироту, выживавшего благодаря воровству на кораблях, необученного, но многообещающего, и увидел возможность воспитать из воришки убийцу. В качестве юнги отец привел Бронна на судно, и тот посрамил половину команды своей способностью порхать по мачтам и болтаться на парусах. Старше меня почти на три года, он был не против, когда я бегала за ним по пятам, и часами сидел на палубе, терпеливо объясняя, как вязать сложные узлы. Я обожала его.
Но тот Бронн, с которым я росла, не имеет ничего общего с тем мужиком, в которого он превратился: в человека, который умеет убивать легко и точно, талантливого как в этом, так и во всем остальном. Из двух детей, выросших на корабле, именно ему следовало бы стать наследником моего отца.
Все изменилось после его Посвящения. Он перестал со мной разговаривать, всячески старался, чтобы наши пути не пересекались, что непросто, когда живешь на корабле. Потеря лучшего друга без какого бы то ни было объяснения глубоко меня ранила, но произошедшее несколькими неделями позже оказалось гораздо хуже. Я далеко не сразу пришла в себя после его предательства. Мне ничего не оставалось, как только погрубеть сердцем по отношению к нему.