Побежденные
Шрифт:
– Ксения Всеволодовна!
– он вытянулся со свойственным ему изяществом, словно на нем и сейчас был аккуратный, с иголочки, мундир гвардейского офицера.
Ее глаза, которые он так часто вспоминал, смотрели в течение секунды с недоумением, потом приветливая улыбка осветила лицо.
– Извините, я не сразу узнала вас! Олег Андреевич Казаринов, так, кажется?
– Так точно, - отчеканил он с интонацией, которую она не поняла. Каким образом вы здесь и притом одни, Ксения Всеволодовна?
–
– доверчиво защебетала она.- Бабушка послала меня в Эрмитаж, в закупочную комиссию с этой картиной.
– Тут он, наконец, отметил значение "куриной" картины.
– Леля взялась помочь мне ее донести. Леля работает здесь со вчерашнего дня практиканткой в одном из рентгеновских кабинетов, я зашла посмотреть на Лелю в медицинской форме, а теперь пойду по бабушкиному поручению. Вот только картина очень парусит как бы не унесла меня в стратосферу.
– Разрешите мне вам помочь!
– подхватил он тотчас, с радостной готовностью забирая картину. И они вышли.
Связному разговору очень мешала несчастная курица, которая действительно все время парусила и норовила вырваться из рук, к тому же Ася призналась, что проболтала с Лелей и боится опоздать - закупочная комиссия заканчивает работу в семь часов. Припомнив, что у него в кармане двадцатирублевка, на которую он рассчитывал жить до следующей получки, Олег махнул рукой на все соображения и предложил нанять такси, но лицо девушки приняло такое испуганное и настороженное выражение, что он тотчас же оборвал фразу:
– Вы не желаете ехать, Ксения Всеволодовна?
– Да я бы очень желала, но бабушка запретила настрого.
– Ксения Всеволодовна... Я далек от желания подбивать вас на непослушание. Я как-то не сообразил, что еще не представлен вашей бабушке. Извините, но не относите меня к разряду совсем чужих. Я все-таки не первый встречный, а beau-frere Нины Александровны и познакомились мы с вами в ее комнате.
Ася остановилась.
– Как beau-frere? Каким же образом? Ведь Нина Александровна - княгиня Дашкова, а вы... Казаринов?..
Олег спохватился. Секунду он колебался, но встретив иронично-недоумевающий взгляд ясных глаз, остановился и, прислоняя картину к фонарному столбу около Александровской колонны - они пересекали в это время пустынную площадь Зимнего дворца, - сказал:
– Я вижу, что проговорился, и хочу вам сказать прямо: я не Казаринов, я - Дашков.
– И опять ему пришлось в общих чертах пересказывать невеселые подробности своей жизни. Кончилось все неловкой сценой:
– Я вам не дам нести картину, отдайте, если так!
– вдруг сказала Ася очень воинственно.
– Позвольте, почему?!
– Нельзя носить такие тяжести, если было ранение!
– Ксения Всеволодовна! Ведь уже девять лет прошло...
– Он чуть было не стал откровен-ничать,
Странные были у нее глаза: их светящийся центр, казалось, находится впереди орбиты и, накладывая голубые тени, озаряет лицо и лоб.
– У вас кто-нибудь оставался здесь? Кто-нибудь встретил вас, когда вы вышли из лагеря: мама или папа, или сестричка?
– Никто. У меня все погибли.
Секунду она не сводила с него испуганного взгляда и вдруг залилась слезами, прижавшись головой к фонарному столбу:
– Я не знала, я ничего не знала! Простите, что я говорила с вами, как с чужим!
Олег подошел к ней вплотную и застыл:
– Не огорчайтесь, милая! Не я один. Я думал, вам это все известно, иначе не заговорил бы. Вытрите ваши глазки и пойдемте, а то в самом деле опоздаем.
Она все еще всхлипывала. Очень медленно стала успокаиваться.
Олег опять поднял картину, и они пошли.
В Эрмитаже он остался ждать ее в вестибюле. Очень скоро она вернулась, волоча за собой картину.
– Эта курица такая несчастливая. Который раз я ношу ее в разные места и всегда неудача! Сначала сказали: прекрасный экземпляр, подлинная Голландия, семнадцатый век, оцениваем в две тысячи. Я, как на дрожжах, подымаюсь и вдруг слышу: "Но..." У меня душа в пятки! "Семнадцатый век у нас представлен очень многими экспонатами и в приобретении данного Эрмитаж незаинтересован, предлагайте любителям". Как вам это понравится? Где я возьму этих любителей? Что же мне теперь делать?!
– У вас острая нужда в деньгах?
– спросил Олег.
– Через неделю у меня день рождения - девятнадцать лет. Недавно было именины, а их не праздновали - бабушка сказала: "Не до того". А день рождения обещала отпраздновать и обещала мне белое платье. Английские блузки уже так надоели. Теперь - ни платья, ни вечеринки не будет!
– Она была так очаровательна в своем детском огорчении, что он не в силах был свести с нее глаз.
– Ксения Всеволодовна, снесемте картину в комиссионный магазин. Здесь есть один поблизости. Бежимте!
Он зашагал саженными шагами, она рысцой побежала рядом! Увы! Курицу и здесь принять не захотели! Указывали, что магазин перегружен товарами, что картина с дефектами... Оба вышли понурые.
– Ну, теперь кончено, - сказала Ася.
– Что же, противная курица, поехали домой!
– Не огорчайтесь, Ксения Всеволодовна, быть может, бабушка ассигнует для вашего праздника другую вещь.
Она вздохнула:
– Уж не знаю. У нас стоит в комиссионном рояль, но выручка за него пойдет дяде Сереже, а если бабушка сказала - так и будет.