Побочный эффект
Шрифт:
Безусловно, она даст почву для злых сплетен о себе. Но и сейчас о ней говорят много гадостей. Так какая разница? Лучше пусть говорят о том, что она обзавелась юным любовником, чем о том, что ее бросил муж. Пускай сплетницы сами попробуют заиметь себе такого поклонника.
Пусть завидуют, пусть! Пусть рядом будет, кто угодно — хоть малолетка, хоть пенсионер. Только бы не быть одной. Только бы ее отпустило это страшное когтистое чудовище под названием Одиночество.
Ирина достала маску-скраб. Пора восполнить причиненный лицу ущерб.
***
Следующим утром Трегубович опоздала
— Ах, Ирина Станиславовна, простите за опоздание! Больше такого не повторится. Вы же сами знаете, каково это — приемы устраивать среди рабочей недели. Этих гостей пока выпроводишь… Не будешь же выгонять? Особенно, если гости — будущий зять и родители мужа.
Прищурившись, взглянула на Ирину. Наверняка мечтала увидеть на ее лице растерянность или ненависть. Но Ира больше не позволит тебе торжествовать, не дождешься!
Помедлив секунду-другую, Лариска с удвоенными усилиями принялась терзать израненное Ирино сердце:
— Да, муж пока еще гражданский. Но уж вы-то, Ирина Станиславовна, лучше других знаете, что штамп в паспорте ничего не гарантирует. Вот был у вас штамп. И что? Сильно он вас от развода спас?
Чтобы не выплеснуть на секретаршу все мерзкие слова, имеющиеся в русском языке, Ирина сжала губы.
— Не это главное, дорогая моя, — менторским тоном произнесла Трегубович, явно издеваясь над начальницей. — Главное — любовь! Когда она есть — никакой штамп не нужен. А с этим у нас с Сережиком все в порядке. Вы бы порадовались за подругу, Ирина Станиславовна, а? Чего молчите-то?
Очень хотелось вырвать шикарные Ларискины волосы прямо с корнями, выцарапать эти торжествующие маленькие глазки. Пожалуй, вчера Ира не смогла бы отказать себе в этом удовольствии — набросилась бы на гадину, не задумываясь о последствиях.
Но Лариска просчиталась — сегодня перед нею была не та Русакова, не вчерашняя. Пусть выглядит так же — но это уже другой человек.
Голос подчинился Ире, не дрогнул:
— Не в вашем положении опаздывать, Лариса Моисеевна. Семейные проблемы оставьте при себе. А опоздание на час — административное нарушение. Официально предупреждаю: позволите себе опоздать еще раз хотя бы на пять минут — будете уволены за систематическое нарушение трудовой дисциплины. Как секретарь, подготовьте приказ с выговором и предупреждением о тяжких последствиях повторного опоздания, в двух экземплярах. На одном из них распишитесь в получении предупреждения. Все, я вас больше не задерживаю, идите работать.
Ларочка опешила. Не того она ожидала.
Ирка ведь должна горючими слезами умываться. Или визжать от бессилия на худой конец. А у нее ни один мускул не дрогнул, будто в самом деле наплевать.
Или и правда наплевать? У нее мужика уводят, дочку единственную, а этой хоть бы хны. Ну да, Ларочка всегда догадывалась, что Ирка — фальшивая сволочь!
Эх… Мало того, что не удалось уесть Ирку. Вместо торжества справедливости Ларочка серьезно подставила саму себя. Двух выговоров за опоздание формально будет достаточно для увольнения — на сей раз вполне законного.
Вот же ж блин, что ж такое? Кругом одни обломы! Сергей вчера все ее надежды превратил в прах — импотентом оказался, сволочь! Был бы мужиком — разве б отказался от шары? А теперь эта гадюка новым увольнением
***
Много лет Паулина ждала возможности уйти от ненавистного мужа. Но возможность эта никак не подворачивалась. Они без конца переезжали с места на место, меняя гарнизоны. Из Иркутска в Хабаровск, оттуда на Камчатку. Потом опять Сибирь, Урал.
И никогда они не жили в городах. Города в их жизни представали лишь вокзалами. Основная жизнь проходила в гарнизонах. Именно из-за этого Паулина не могла уйти от Николая. По крайней мере, ей нравилось так думать.
Ну как она без его помощи могла добраться до вокзала? Ладно бы одна — куда ни шло, можно рискнуть уехать на попутке или рейсовым автобусом. Но с вещами, с Вадиком? Разве ж она дотащит все их с сыном пожитки до дороги? А если и дотащит — кто даст гарантию, что она сходу поймает попутку? Что удастся взять билет на первый же проходящий поезд до Москвы. Если не повезет — это что же, тащить чемоданы обратно в гарнизон? Определенно, судьба над нею издевается, ни разу так и не предоставив возможности сбежать.
На самом деле все было не совсем так. Гарнизоны, попутки, вокзалы — ерунда, а не причина.
Причина крылась глубоко внутри Паулины. Настолько глубоко, что сама она вряд ли понимала ее.
Она боялась.
Боялась возвращаться в Москву. Это в гарнизоне она может жить под маской Паулины Черкасовой. Жить бесцветно и незаметно для окружающих. В Москве она может быть только Паулиной Видовской — яркой, знаменитой, всеми любимой и желанной.
Но Видовская канула в лету. Паулина слишком долго выжидала, когда забудется скандал. Он-то забылся, да. Но вместе со скандалом забылась сама Видовская. А начинать заново уже поздно. Николай во всем виноват! Он поломал ей жизнь!
Еще больше возвращения в Москву она боялась мужа. Боялась вызвать его гнев. Боялась побоев. Но больше не их самих — Николай никогда не бил ее сильно. Скорее, обозначал удар. Цель была не сделать Паулине больно, а унизить ее, указать на место. Унижений она и боялась. Но, боясь, не могла решиться на что-то кардинальное. Приятнее было думать о побеге: когда-нибудь она непременно сбежит! Но сбегать на самом деле? С чемоданами, с Вадиком? Вот если бы Николай заказал для них машину…
Несмотря на однозначное недовольство жизнью с мужем, Паулина, тем не менее, оставалась с ним. Злилась, ненавидела его, но… То ли назло ему, то ли назло самой себе, то ли таким образом привлекая к себе его внимание, она раз за разом делала все ему наперекор. Будто находила странное удовольствие в семейных скандалах. И в этой от него зависимости. В унижениях. В безболезненных побоях. В бесконечных сексуальных истязаниях, когда так приятно скорчить гримасу отвращения, с наслаждением тыча в единственную болезненную точку мужа.
Оказалось, зависеть от кого-то — не так уж плохо. Теперь Паулина ни за что не отвечала. Не нужно было думать о чем-то, кроме как жалеть себя. Повседневностью пусть занимается Николай — ей некогда думать о глупостях. У нее жизнь разрушена — она должна думать об этом.
Ради него она бросила сцену. Ради этого мужлана, солдафона! Она была Паулиной Видовской, а кем стала? Офицерской женой, в которой никто не узнает бывшую знаменитость.
Месть доставляла ей невероятное удовольствие. Возможно, именно из-за нее она до сих пор оставалась с этим мужланом.