Побочный эффект
Шрифт:
Самая главная месть, на которую только способна женщина — секс. Для Николая он очень важен — Паулина поняла это сразу, когда он только появился на ее горизонте. Столько чувств он вкладывал в бранные по сути слова, что можно было не сомневаться: именно от ее постельных умений и потерял голову. Значит, лучшей местью ему будет холодность. Отказывать ему в близости она не станет — это было бы слишком просто. Вот отвечать холодностью на его пылкость — самая изощренная месть.
Сама она к сексу была равнодушна. В былые времена относилась к нему вполне лояльно — но тогда в моде была свободная любовь, так что Паулина, вся из себя такая модная, вроде как вынуждена была получать от секса удовольствие.
Хотя… Она не всегда
Нет, мужа она определенно не любила. Хам, мурло, солдафон, а иногда и просто скотина.
Впрочем, днем она редко размышляла о незадачливой своей судьбе. Днем все было нормально: утром ненавистный муж уходил на службу и крайне редко появлялся раньше десяти вечера, что вполне устраивало Паулину. Пока сын был в школе, занималась хозяйством, получая от этого некоторое удовлетворение: это ее дом, она тут хозяйка!
Потом приходил Вадик, и жизнь вообще казалась подарком судьбы. Неужели когда-то она не желала его рождения? Быть не может! Это ей привиделось, не иначе. Вадичка — ее жизнь, ее смысл, ее бог. Ее Вадичка.
Мальчик рос послушным и ласковым. Николай зашугал сына так, что не было нужды заставлять того делать уроки. Вадик быстро смекнул, что проще выучить урок, чем терпеть тяжелую отцовскую руку.
Да и память у мальца была замечательная. Школьные предметы давались с легкостью. Он не столько учил уроки, сколько занимался самоусовершенствованием — даже не зная еще смысла этого слова.
Мог часами вырабатывать каллиграфический почерк, многократно выписывая одну букву различными способами и оставляя на вооружении самый красивый вариант. По нескольку раз переписывал домашнее задание, добиваясь идеального исполнения — ошибки, помарки или банальная небрежность воспринимались им как личное оскорбление.
Позже, когда в школе появились предметы, требующие определенных графических навыков — геометрия, физика, химия — он с видимым удовольствием вычерчивал всевозможные схемы и графики. У Вадима имелся целый набор деревянных линеек и лекал, которые он подолгу перебирал в руках, решая, которой из них стоит воспользоваться в каждом конкретном случае. Пластмассовые принадлежности не использовал: от них уже нанесенные линии могли размазаться, а грязь в тетради была для него абсолютно неприемлемой. Образно говоря, он, как Кай в гостях у Снежной Королевы, часами мог выкладывать из ледышек слово 'Вечность'. А мама часами же могла любоваться сыном, увлеченным любимым делом.
Паулина никогда не работала. Не из-за лени, хотя и не могла даже представить такую ситуацию, когда ей пришлось бы чем-то профессионально заниматься, кроме пения.
Но пение, увы, осталось в далеком прошлом. А потому она, не скрывая удовольствия, с чистой совестью сидела дома, прикрывшись уважительной причиной: приличной работы для женщин в гарнизоне не найти.
Дома хорошо: дома любимый сыночек. Вадичка. Вадюша. Когда он приходил из школы, Паулина словно просыпалась от зимней спячки. Порхала вокруг драгоценного сыночка, кормила не чем попало, а непременно чем-то изысканным. Даже если и готовила из обычных продуктов, то блюдо в обязательном порядке должно было выглядеть нарядным, и подано, как в лучших аристократических домах. Стол накрывался, как в ресторане, с полной сервировкой: тут тебе и белоснежные крахмальные салфеточки в ажурном серебряном зажиме, и целый набор тяжелых мельхиоровых приборов с затейливой головкой. Посуда непременно сервизная, фарфоровая — никакого фаянса, ни в коем случае! Вадик должен воспитываться в лучших традициях интеллигентных семей. И окружать его
Пока мама прибирала после обеда, мальчик полчаса отдыхал с книгой в руках. После этого они вместе садились за уроки. Не было ни малейшей необходимости сидеть над Вадиком и силой заставлять его делать домашнее задание, или следить за тем, чтобы он выполнил его аккуратно и правильно — иначе он и не умел.
Это была традиция: мама непременно должна быть рядом с сыном. Паулина с удовольствием наблюдала, как мальчик пишет упражнение по русскому языку или решает задачки. Как ровными рядами из-под его руки выходят слова и предложения, или же столбики цифр, или схемы, рисунки. Наблюдала, непременно хвалила едва ли не каждую минуту, периодически целуя в щечку или в губы, нежно и одобрительно поглаживая сыночка по спине.
После письменных уроков они приступали к устным, слившись щеками в единое целое над учебником, и вместе зачитывая вслух заданные параграфы. После этого Вадик становился перед мамой в центре комнаты и декламировал выученный урок. Не для того, чтобы доказать маме, что он все запомнил. Это была репетиция перед завтрашним выступлением в классе. Он репетировал не только содержание ответа, но и осанку, и выражение лица, и интонацию в том или ином месте пересказа, выделяя самые важные моменты.
Паулина слушала внимательно, подсказывая время от времени, где именно, на каком факте лучше сделать упор, как выделить его: просто голосом, интонацией, или, может, кивком или гневным взглядом, если по теме следовало осудить историческую личность за коварство или скудоумие.
Когда с уроками было покончено, Паулина окончательно хвалила сына смачным поцелуем в губы, что означало переход к следующему этапу распорядка дня. Учебники и тетрадки уже отдыхали в портфеле или на полке, а Вадим с мамой начинали заниматься собой. Раздевшись до пояса, прятали волосы под эластичными повязками, и приступали к игре в красоту — именно так называла это действо Паулина.
Вадик обожал эти игры. Ничто не сближало их с мамой так, как игры в красоту.
Первым делом они очищали кожу: мама — специальным молочком, Вадик — глицериновым мылом, тщательно взбитым в густую стойкую пену. После этого на кожу лица и груди накладывались самодельные питательные кремы. Чаще всего в ход шла сметана с полезными для кожи добавками, летом — с фруктами. Смесь долго взбивалась миксером, увеличиваясь в объеме и насыщаясь кислородом. Мама щедро мазалась ею до самого пояса. Так щедро, что маска едва не капала с нее.
Дальше начиналось самое интересное — массаж. Самая полезная полезность, по словам мамы. И просто очень веселое занятие по разумению Вадика.
Стоя на полу, мама усиленно терлась лицом о лицо Вадика и грудью о его торс. Именно от этого, утверждала она, грудь ее, несмотря на роды и долгое кормление, до сих пор выглядела девичьей.
Массаж был не только полезным и приятным, но и очень смешным мероприятием. Несколько минут они, хохоча и взвизгивая от удовольствия, возились, терлись друг о друга всеми частями тела. Под конец такого массажа даже их спины оказывались выпачканы сметаной.
После этого они принимали душ, опять же веселясь и пощипывая друг друга. Сначала мама отмывала чумазого сына. Потом Вадим нежно смывал с нее остатки сметаны. Под детскими ладошками расцветали нежные мамины соски. На мгновение она застывала, после чего смеялась низким, каким-то чужим смехом, и говорила всегда одну и ту же фразу, которую Вадик знал назубок, но все равно с нетерпением ожидал этого момента. Еще и еще раз, вчера, сегодня, завтра. Всегда, каждый день его жизни это будет повторяться: скользящая под руками жирная кожа маминой груди, вспухшие соски, задержанное на миг дыхание, короткий мамин смех и глубокий, взволнованный голос, выдававший смущение чувств сквозь нейтральную фразу: