Побочный эффект
Шрифт:
Что он скажет, если дверь откроет Алеша? Зачем пришел Луканов? Можно поинтересоваться диагнозом, спросить о самочувствие, в конце концов – он новый врач и интересуется пациентами, пусть и чужими. Но что он скажет, если дверь откроет Лиза?
Собака продолжала брызгать слюной, заливая окрестности истошным лам. Ее лапы взрывали землю, и Луканов порадовался тому, что она на цепи. Стоять на крыльце и стучаться в закрытую дверь, оглушаемый собачьим лаем, было очень неуютно, и Луканов переступил с ноги на ногу.
Наконец
Дверь открыла женщина из больницы. Луканова обдало домашними запахами – на кухне явно готовили щи, пахло кислой капустой, и еще мириадами различных запахов, присущих деревенскому дому. Женщина пугливо смотрела на него из тьмы сеней, на всякий случай не убирая сухую руку с двери.
Ей было за пятьдесят, и груз возраста и ответственности за детей уже сказался на ее лице. Глубокие усталые морщины пересекали лоб женщины, лицо было осунувшееся, а из-под кустистых бровей устало и испуганно смотрели серые глаза. Словно почуяв близость хозяйки, собака залилась еще более остервенелым лаем.
– Гроза, поди прочь! – крикнула женщина на собаку, и та мигом исчезла за углом дома, звеня цепью. Женщина повернулась к Луканову. – Простите, доктор, он вообще спокойный… Вам кого?
– Вас, – не нашелся что ответить Луканов.
– Меня? – удивилась женщина.
– Тамара Михайловна, – Луканов мысленно поблагодарил сам себя за то, что догадался посмотреть и ее карточку и узнать имя, – я новый врач из клиники… мы вчера с вами встречались. Я помог вашему мальчику…
– Алеше… да, я помню. – Лицо женщины окаменело, глаза стали еще более испуганными. Луканов мысленно ругнулся. Вера Павловна явно знала кому, когда и с какой интонацией сказать ту или иную фразу, чтобы она имела максимальный эффект. Во времена королей и дворцовых интриг она бы явно имела успех.
– Я бы хотел поговорить с вами об Алеше. – Луканов украдкой заглянул за ее спину в темные сени, в надежде увидеть мелькнувшее белое платье, но внутри было темно.
– Я уже все рассказывала Вере Павловне, – женщина даже слегка прикрыла дверь, словно опасаясь чем-то заразиться от Луканова.
– Я понимаю. Но мне хотелось бы узнать… это для вашего же мальчика! – быстро сказал Луканов, увидев, как нахмурились брови женщины. Все верно. Непонятный чужак, врач с диагнозом, лезет в чужую жизнь. Страх быстро переходит в агрессию, включается защитный механизм психики.
– А что про мальчика? – недовольно, и вместе с тем как-то обреченно сказала женщина. – Вы же видите какой он. Что вы можете сделать? Вы же не хотите сказать, что знаете, как вылечить его?
– Нет, но…
– Конечно нет, – оборвала его женщина. – Иначе вы бы и сами-то не хворали, если бы можно было вылечить. Мы здесь, в деревне, народ темный,
– Вы в город его возили? – хмуро спросил Луканов.
– Возила, а чего толку? Все сбережения потратила только! Ну поставили ваши светилы диагноз этот, а дальше-то что?
– Это важно, чтобы понимать, как предотвратить новые приступы.
– Важно… – глядя мимо Луканова, произнесла женщина. – Важно то, что я одна, без мужа, с двумя детьми. Сын – инвалид. Дочка… вы сами видели. Дурочка, одним словом, прости господи… – она мелко перекрестилась. – Послал же господь на мою грешную душу…
– Какой у нее диагноз? – осторожно спросил Луканов. – Я не нашел ее карточку в больнице.
– Да а зачем вам диагноз? – серо спросила женщина. – Кто ее лечить будет? Да никто. Никому мы не нужны. Я вот одна, всю семью тяну… Мне эти ваши диагнозы что мертвому припарка! Мне бы дров кто наколол, а от ваших умных слов у меня только голова болит. Толку от них нет. – бесцветным голосом устало произнесла она. – Никому мы не нужны, доктор. И вы тоже никому не нужны, раз вы здесь.
Луканов смотрел в ее серые глаза, которые смотрели куда-то сквозь него, в какую-то глубоко личную тоску, непонятную другим. Он увидел в них свое отражение – растерянного, хмурого мужчины, непонятно, как и зачем стоящего сейчас на крыльце перед этой бесконечно усталой женщиной. Он отвел взгляд – не хотел видеть себя таким. Не хотел становиться такой, как она.
– Я могу поговорить с вашим сыном? – тихо спросил он.
– Нет, – бесцветно ответила она.
– Вы запрещаете? – удивился он.
– Нет его. Ушел.
– А где он может быть?
– А где могут быть дети в его возрасте? Да где угодно!
– Он же необычный ребенок, вряд ли он сейчас гоняет в футбол с местными ребятами, – укоризненно сказал доктор.
– Вы хотели сказать – больной, а не необычный? Да ладно вам, доктор, называйте вещи своими именами! А где искать Алешу я и правда не знаю. Да и некогда мне, дел по горло!
– Может, дочь знает? – осторожно спросил Луканов.
– Может знает, а может и нет, – пожала плечами Тамара Михайловна. – Да только кто знает, где ее саму черти носят? Вы уж не серчайте, но у меня щи выкипят.
И, не попрощавшись, женщина захлопнула дверь.
Луканов в задумчивости вышел на пустую дорогу. Легкий ветер гонял пыль по растрескавшемуся асфальту. Было ощущение, что люди здесь давно не живут, словно когда-то здесь случился апокалипсис, и с тех пор деревня стояла мертвой. Но Луканов знал: люди есть. Более того: он был уверен, что за ним наблюдают. Пару раз, пока он шел по пустынной дороге, он замечал, как подергивается занавеска в том или ином окне. Чьи-то опасливые и любопытные взгляды провожали его спину, он чувствовал их почти физически.
Конец ознакомительного фрагмента.