Побратимы Гора
Шрифт:
– Ты просишь этого как рабыня?
– Да, Господин! Я умоляю об этом как рабыня!
– Замечательно.
– Какой же дурой я была, пока оставалась свободной женщиной! – прошептала она.
– Ты была всего лишь невежественной, - поправил я.
– Тогда я не знала, что значит быть рабыней, беспомощной и чувственной.
Я не отвечал.
– Я не знала, что такие чувства могут существовать, - всхлипывала она.
– Я никогда не чувствовала ничего подобного этому. Они настолько подавляющие.
– Они связаны с господством и подчинением, - объяснил я.
–
– Это был всего лишь маленький рабский оргазм, - заверил я.
Она посмотрела на меня с любопытством.
– Вне того что Ты испытала, лежат безграничные горизонты экстаза. Я думаю ещё ни одна женщина, не смогла достичь их.
– Это намного больше, чем просто физические ощущения, - признала она.
– Это является психофизическим. Это - неразрывное эмоциональное, физическое и интеллектуальное единое целое.
– Теперь, я буду нуждаться, в частых прикосновениях мужчины, - сказала она.
– Да, это так.
– Вы сделали это со мной, - упрекнула она меня.
– Это должно было быть сделано давно, - усмехнулся я.
– Но теперь, что я буду делать, если мужчина не захочет удовлетворять меня?
– Попытайся стать такой, чтобы он оказал тебе снисхождение, - предложил я.
Она вздрогнула. Теперь она была в намного большей власти мужчин, чем она когда-либо могла себе представить. Можно сказать, что с этого момента рабский огонь разгорелся в её животе. Теперь, она была восприимчива к мучениям и лишениям рабыни. Свободные женщины, сексуальность которых обычно приглушена или вовсе задавлена, часто не в состоянии понять отчаяния и силы этих потребностей для страстной рабыни. Они думают, что они отличаются от невольницы, и относятся к ней как к низшему существу. Однако, будучи порабощены сами, они, конечно, быстро пересматривают своё мнение. Они, точно также, будут безнадёжно стонать и царапать пол в их клетках, умоляя грубых надсмотрщиков об их прикосновении, и точно также в свою очередь станут презираться свободными женщинами, которых ещё не успели поработить.
– Вы уничтожили меня для свободы, - сказала она.
– Ты возражаешь? – для вида удивился я.
– Нет, - засмеялась девушка.
– Я хочу быть рабыней. Я полюбила быть рабыней.
– Это удачно, для того, чем Ты являешься.
– Я была рабыней в течение многих месяцев. Мне жаль только того, что всё это время пропало впустую. Я до сего момента ждала возможности почувствовать, каково это быть, действительно быть рабыней.
– Что Ты чувствуешь к мужчинам теперь? – поинтересовался я.
– Они интересны и красивы, - ответила она.
– Красивы? – переспросил я.
– Для моих глаз, - улыбнулась рабыня.
– И что еще?
– Я знаю, что они - мои владельцы, что я нуждаюсь в их прикосновениях и что я хочу им служить.
– Можешь ли Ты представить саму себя стоящей на коленях перед мужчиной, и со склонённой головой, умоляющей его, подарить тебе свою ласку?
– Конечно. Теперь, когда моя сексуальность была пробуждена, по-другому и быть не может.
– А примет ли он твою мольбу?
– Я могу только надеяться, что он снизойдёт до меня, - вздохнула она.
– Иногда он может пойти навстречу твоей мольбе, а иногда нет. Также помни, что могут настать времена, когда Ты будешь благодарна за такие непритязательные знаки внимания, как затрещины или пинки.
– Думаю, я должна буду принять то, что мне дадут. Ведь я – всего лишь рабыня, -покорно сказала девушка.
Я тогда снова взял её, сжимая в объятиях.
– Да-а-а-о-о-у!
– тяжело задышала она.
Я лежал на боку, а девушка аккуратно вкладывала мне в рот маленькие кусочки пеммикана. Я наслаждался видом девушки, кормящей меня. Чуть раньше она принесла мне воду из ручья в своём рту, но попить у меня не получилось, ибо при её передаче, едва коснувшись её губ, я почувствовал необоримое желание, приведшее к новому восторженному натиску. По окончании пришлось самому идти к ручью, чтобы утолить жажду.
– Солнце уже почти закатилось, - напомнил я.
– Значит, я должна быть возвращена в стадо, - простонала она.
– Я должна быть привязана около деревни вместе с другими рабынями. Меня снова стреножат и за шею привяжут верёвкой к столбу. Как я смогу теперь перенести, возвращение в стаду? – спросила она, несчастно глядя на меня?
– Честно говоря, я сомневаюсь, что теперь Ты пробудешь в стаде слишком долго, -успокоил я рабыню.
– Я теперь нуждаюсь в мужчине, - признала она.
– Я сделаю всё, чтобы он взял меня свой в вигвам, чтобы служить ему как рабыня.
– Ты теперь беспомощна, не так ли?
– Да, Господин, - улыбнулась она.
– Мне можно покинуть одеяло?
– Да, - разрешил я.
Она подошла к маленькому лоскуту кожи, в который был завёрнут хлыст, подняла лоскут, принесла его и расстелила рядом с краем покрывала.
– Вы сказали мне, - улыбнулась девушка, - что это кожа, того же размера, что и циновки подчинения в Тахари.
– Да.
– Смотрите. Я встаю на колени на циновку, – сказала она с улыбкой, и низко склонив голову.
Я внимательно рассмотрел её. Тысячи фрагментов воспоминаний всплыли в моём сознании: обширная, желтовато-коричневая пустыня Тахари, её однообразие, её барханы, караваны, оазисы и дворцы. В культуре Тахари у циновки подчинения свое особое место.
– Могут ли такие девушки как я, в Тахари становиться на колени на таких циновках? – поинтересовалась она.
– Да, - ответил я, и вновь пред моим глазами всплыли картинки многих таких рабынь, виденных мною, белокурых и красивых, стоящих на коленях на циновках перед их смуглыми владельцами.
– О-о-о! – закричала рабыня, сметённая с подобия циновки подчинения, схваченная и взятая.
Девушка вновь поднялась на колени передо мной. Её голова склонилась.
– Я прошу Вашей нежности, Господин, - прошептал она.
Я улыбнулся. Хорошо ли она помнила начало нашей беседы?
Я посмотрел на солнце, проглядывающее сквозь листву деревьев, и подумал, что у нас ещё есть время.
– Заслужи это, - велел я.
– Да, Господин, - сказала она, со счастливой улыбкой.
И мгновением позже я снова сжимал её, стонущую и извивающуюся, в кольце моих рук.