Побратимы
Шрифт:
Чуб скомандовал что есть мочи:
— Первзвосмирн-н!
— Вольно, — распорядился Шестов. — Представляю вам, товарищи, вашего нового командира: гвардии лейтенант Агафонов, Сергей Иванович. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Лейтенант смущенно переминался с ноги на ногу, как ученик, не выучивший урока, у классной доски, и не знал, куда деть свои руки. Был он высок ростом, не ниже Саши Селезнева, но тонок, худ, будто не кормили его месяц. Из-под фуражки сзади выглядывали «петушки» — завитки волос. Густые баки и темная щеточка усов не делали его старше, а, пожалуй, придавали его добродушному, открытому лицу слегка легкомысленное выражение. Впрочем, быть может, так казалось только мне одному, потому что я терпеть
— Слухай, старик, у Котовского на голове ни волосинки не было, а знаменитые писатели в прошлом веке гривы отращивали. Так ведь они ж не этим — не лысиной, не шевелюрой — известны и дороги нам, — обезоруживал меня Генка в наших спорах о модах.
Новый взводный мне не понравился. Сказал об этом Генке, тот отказался разделить мое мнение.
— Нельзя быть таким категоричным в оценке людей. Понравился — не понравился. По принципу «да — нет» компьютеры работают. А мы с тобой не компьютеры, — принялся он нудно поучать меня. (Это Генка-то не категоричный! Умора!). — Погоди, присмотрись к человеку, убедись, каков он в деле…
И пошел, и пошел… Нанизывает слово на слово, будто фишки лото из мешка вытаскивает.
— Спасибо, Карпухин, за педагогические чтения, — оборвал я его. — Тебе не кажется, что с тобой иногда трудно разговаривать?
— Нет, не кажется. Это у вас, Климов, элементы психологической несовместимости прорезаются. Надо их подавлять в самом зародыше. Как говорил поэт, уметь смирять себя, становясь на горло собственной песне. Во имя здорового микроклимата в коллективе.
А насчет гвардии лейтенанта я действительно ошибся. Прошло всего несколько дней, и мое первое представление о нем полетело вверх тормашками. Как-то незаметно, исподволь, он сумел так войти в нашу жизнь, что нельзя было и представить наш взвод без него. Конечно, танковый взвод — не мотострелковый. Народу-то у нас раз, два и обчелся. Но все равно иному командиру месяца мало, чтобы запомнить каждого по имени-отчеству, не путать фамилии. Агафонов в течение недели потолковал с каждым, все родословные узнал. И мы тоже знали всю его биографию. Оказывается, он служил в полку срочную. Потом учился в танковом училище в Харькове, а сам — москвич, прадед еще у Гужона работал; на «Серпе и Молоте» трудятся сейчас его родители и старший брат с женой.
Он — хороший рассказчик. Слушать Агафонова интересно, и знает он много. Каждый день мы узнавали от него что-то новое. Не всякий читает «Науку и жизнь», «За рубежом», не всем посчастливилось быть в московских театрах. А он прочтет статью — нам перескажет. Про спектакли, про артистов — тоже беседа накоротке. А еще заразил Агафонов весь взвод шашками. Вот уж никогда не думал, что шашки могут так увлечь.
— Сам генералиссимус Александр Васильевич Суворов предпочитал шашки любому другому занятию в часы досуга. Научил своего денщика Прохора играть в них, — сообщил нам Агафонов. — Комбинаций, понятно, поменьше, чем в шахматах, однако и немало. А главное, времени на партию много не нужно. За перерыв, если на высадку, весь взвод сыграть может.
— Ну, если великие полководцы не гнушались шашками, нам сам бог велел, — поддержал взводного Генка. — Можно мне счастья попытать?
Попытал. Под дружный хохот взвода Агафонов устроил Генке сразу два «сортира».
Интересно и просто было нам с нашим взводным. И мы очень беспокоились, что вскорости все может перемениться: со дня на день к гвардии лейтенанту должна была приехать его молодая жена.
— Помяните мое слово, братцы, — скороговоркой восклицал гвардии сержант Чуб, — отберет она у нас лейтенанта.
Вечером рядовой Костя Вепринцев, наводчик из третьего взвода — наш ротный почтальон, больше известный по кличке «вечерний выпуск последних известий», —
Дня за два до этого Агафонов получил от жены письмо и фотографию. Он показал ее нам. Мы рассматривали портрет всем взводом. Большими, широко расставленными глазами, доверчиво улыбаясь, смотрела на нас молоденькая девчушка с замысловатой, кудельками, прической. Красивая. Но что-то не позволило нам высказать Агафонову те слова, которых он ждал от нас, показывая фотографию, и которых, если быть объективным, она, судя по всему, заслуживала.
И вот он уехал ее встречать.
Нам бы радоваться, по правде говоря, тому, что лейтенант заживет нормальной семейной жизнью. Понимали, что человеку нужна семья, что нельзя командиру все время мотаться одному, но, видно, эгоистические начала в каждом пробивают свои ростки и дают себя знать порой в самых неподходящих случаях. Так что пусть простит товарищ гвардии лейтенант, но в тот вечер мы по-своему, по-солдатски говорили о приезде его жены.
— А я что предсказывал, братцы? — сокрушался Чуб, как всегда глотая буквы и слова, — помяните мое слово, в шашки он уже не игрок. Посмотрите, она его на танцы в офицерский клуб поведет…
24
«Здравствуй, Валерий!
Признаюсь, твое письмо обрадовало меня. С удовольствием прочла твой рассказ о польском солдате, об огневой позиции. По-моему, Карпухин прав, тебе надо писать. У меня никаких новостей. По-прежнему работаю в пароходстве. Весь октябрь пробыла на картошке, теперь самое время в кино бы походить — столько всего пропустила, да времени нет: поступила на подготовительные в институт.
У нас действительно выпал снег. Стоят морозы, но Волга еще не замерзла. Наш местком записывал недавно на туристские путевки в Польшу. Я тоже было разбежалась, вот, думаю, поеду, может, тебя с Геной там увижу, но ехать-то мне нельзя: мама опять расхворалась, валидол глотает, неотложку почти каждую ночь приходится вызывать, Андрея Сухоедова помнишь? Объявился недавно в Средневолжанске. На железной дороге работает. В прошлое воскресение ко мне домой заявился. Весь расфуфыренный, в монгольской дубленке, в сапогах на платформе, на обеих руках по перстню. Пришел, говорит, с деловым предложением, нечего тебе в вековухах оставаться, выходи за меня замуж. Я чуть со стула не грохнулась. Что же я с тобой делать-то буду, говорю, Андрюша. Ведь я с тобой рядом встану, ты до моего плеча не дотянешься, даже если сапоги на платформе наденешь.
Ушел надутый.
Все беды человечества, по-моему, Валера, от мелкоросья.
Привет Геночке. И регулярно пиши.
Н. Суркова».
25
Не знаю, каким образом люди служили в армии, когда они не изобрели понятия «рубежей». Наверное, день для них годом казался. Сейчас эти самые «рубежи» прочно вошли в армейский обиход. Рубежи на учебный год, на периоды обучения, к праздникам и датам, на определенные этапы боевой и политической подготовки, на тактические занятия, стрельбы, вождение, полевые выходы и прочее. Рубежи, рубежи, рубежи.
Мастерское овладение техникой и оружием. Сохранение и сбережение. Взаимозаменяемость. Ночью по дневным нормативам. Отличная оценка на каждом занятии. От отличного экипажа к экипажу отличников. За экономию и бережливость. За красную звездочку на стволе танковой пушки. Каждый воин — спортсмен-разрядник, значкист ГТО… Эвон сколько рубежей, только поворачивайся. И ведь нужны все! Для солдатского роста нужны.
А у меня еще общественные обязанности. План работы составь, бюро проведи, собрание подготовь, беседу организуй, к полковому семинару комсомольских секретарей доклад напиши, сведения в комитет подай.