Побудь в моей шкуре
Шрифт:
Иссерли изо всех сил пыталась рассмотреть, что Унсер делает, но его широкие запястья и проворно движущиеся пальцы не позволили ей увидеть в подробностях, как он вырезал водселю язык. Кровь лилась ручьем по щекам водселя; Унсер, обернувшись, бросил на поддон использованные инструменты, которые упали с металлическим звоном. Отточенным жестом он схватил электрический инструмент, похожий на большую шестигранную отвертку, и, наморщив лоб от напряжения, вставил его в рот водселю. Когда Унсер находил очередной кровеносный сосуд и прижигал его, потрескивающие электрические разряды мелькали в промежутках между
Технолог уже откачивал при помощи насоса кровь изо рта водселя, когда запах горелого мяса долетел наконец до ноздрей Иссерли. Водсель закашлялся: первый за все время признак того, что он был не мертв, а просто одурманен икпатуа.
– Тише, тише, – буркнул Унсер, надавив на кадык, чтобы заставить водселя сглотнуть. – Агм.
Как только состояние глотки водселя удовлетворило Унсера, он перенес внимание на гениталии. Взяв с поддона еще один инструмент, он рассек кожу мошонки и быстрыми, осторожными, почти трепетными движениями скальпеля удалил яички. Эта работа была гораздо проще, чем отсечение языка, поэтому она заняла не больше тридцати секунд. Не успела Иссерли понять, что произошло, как Унсер уже остановил кровотечение и начал быстро зашивать мошонку опытной рукой.
– Вот и все, – объявил он, швыряя иглу с нитью на поддон. – Дело в шляпе, агм!
И он посмотрел на единственную зрительницу.
Иссерли моргнула под этим взглядом. Она с немалым трудом сдерживала свое учащенное дыхание.
– Я и не думала… совсем не думала… что это все так быстро, – хрипло призналась она, все еще горбясь. – Я ожидала… что крови будет намного больше.
– Ну что вы, – заверил ее Унсер, перебирая пальцами волосы на голове водселя. – Чем быстрее проводится операция, тем меньше травма. В конце концов, зачем причинять ненужные страдания, верно? Агм… – На лице его мелькнуло выражение гордости. – Любой мясник, понимаете ли, в душе немного хирург.
– О, это произвело на меня… произвело на меня очень большое впечатление, – попыталась отвесить неуклюжий комплимент Иссерли, дрожа и обхватив себя руками. – Вы такой мастер.
– Спасибо, – ответил Унсер, упав на все четыре лапы со стоном облегчения.
Энсель тем временем наклонил Колыбель, чтобы его помощникам было легче выгрузить из нее водселя обратно на тележку.
Иссерли кусала свои бесчувственные губы – она с трудом сдерживала слезы разочарования. Ну почему все кончилось так быстро? И при этом все было так прозаично, никакого насилия! Сердце отчаянно колотилось в ее груди, глаза саднило, ногти буравили отверстия в ладонях. Ей нужно было срочно обрушить на кого-то скопившийся у нее в груди гнев, пока ее не разорвало изнутри его давлением, но поделать уже было ничего нельзя: суд над водселем свершился, и теперь ему предстояло присоединиться к своим собратьям, жующим в стойлах.
– И не волочите, мать вашу так, его ногами по ступенькам! – рявкнул раздраженно Унсер, когда работники покатили тележку с водселем по направлению к лифту. – Я же вам тысячу раз повторял!
Он бросил понимающий взгляд на Иссерли, словно она единственная из всех могла догадаться, как часто ему приходилось повторять этим людям одну и ту же фразу.
– Ну ладно, может быть, сотню, – снизошел он.
Лифт с шипением закрылся. Иссерли и Унсер остались вдвоем в помещении цеха, наполненном запахом паленого мяса.
– Агм! – произнес наконец Унсер, когда молчание стало неловким. – Могу ли я еще что-нибудь сделать для вас?
Иссерли снова сжалась в комок, пытаясь ничем не выдать себя.
– Я… я просто хотела знать, – сказала она, – не собираетесь ли вы… не остались ли у нас еще какие-нибудь месячные водсели, подлежащие финальной обработке?
Унсер протрусил к чану с водой и погрузил в него свои передние лапы.
– Нет, – констатировал он. – Мы уже обработали ровно столько, сколько было нужно.
Плеск воды гармонировал с музыкой, звучавшей из громкоговорителей.
– Вы хотите сказать, – уточнила Иссерли, – что у нас больше нет прошедших откормку водселей?
– Да нет, один остался, – сказал Унсер, извлекая руки из воды и стряхивая с них излишек влаги энергичными движениями. – Но он подождет до следующего раза.
– А почему не сейчас? – настаивала Иссерли. – Мне бы хотелось посмотреть, – тут она снова прикусила губу, – посмотреть, как вы это делаете. Финальную обработку.
Унсер скромно улыбнулся и вновь опустился на все четыре лапы.
– Боюсь, что мы загрузили заказанное к отправке количество, – ответил он с легким сожалением в голосе.
– То есть вы хотите сказать, что в транспортном корабле просто не осталось места?
Унсер рассматривал свои руки, отрывая их по одной от мокрого пола.
– Да нет, места-то еще полно, полно места, – задумчиво ответил он. – Просто… агм!.. ну, они (тут он закатил глаза к небу) заказывают всегда определенное количество мяса, понимаете? Основанное на том, сколько мы обычно в состоянии поставить. Если мы погрузим больше, то в следующем месяце они назначат нам новую – повышенную – норму, ясно?
Иссерли прижала руки к груди, пытаясь унять отчаянно бьющееся сердце. Она больше не могла говорить обиняками.
– Не волнуйтесь, – заверила она Унсера твердым голосом. – Я… я могу привозить больше водселей. Никаких проблем. Их тут сейчас поблизости целые стада бродят. Я справляюсь с работой все лучше и лучше с каждым днем.
Унсер взглянул на нее и удивленно наморщил лоб, не зная, очевидно, что на это ответить.
Иссерли смотрела на Унсера, отчаянно желая, чтобы ее просьба была удовлетворена. Те части женского лица, при помощи которых она могла бы умолять его без слов, были или удалены, или изувечены. В ее распоряжении оставались одни глаза. И она, не мигая, смотрела на Унсера пылающими глазами.
Через несколько минут по распоряжению технолога последнего из месячных водселей доставили в Цех Переработки.
В отличие от парализованного новичка, прибывшего перед ним, этого водселя не нужно было везти на тележке. Он покорно пришел сам, а точнее, его привели двое мужчин. Впрочем, вели они его больше для проформы: водсель брел самостоятельно» словно во сне, шаркающей походкой, с трудом волоча свою розовую тушу. Мужчины просто подталкивали его локтями, когда он спотыкался или начинал уклоняться в сторону. Они его сопровождали, так будет точнее. Они сопровождали его к Колыбели.