Поцелуй дочери канонира
Шрифт:
— Если подбираешь пистолет, то не иначе с дурными намерениями, — сказал Вайн.
— Да. Но не обязательно с какими-то конкретными. Хватит и общей склонности к преступлению.
— Глядишь, и пригодится когда-нибудь, так, сэр?
— Ну, что-то в этом роде. Так мой отец в старости поднимал каждый гвоздь, что находил на дороге — пригодится.
У Вексфорда зазвонил мобильный телефон. Дора или участок. Может, кто-то позвонил по горячей линии, номер которой каждый день появлялся на экранах телевизоров, и сообщил что-то, имеющее отношение к делу? Но звонил Берден, который в тот день в конюшне не появлялся. Он сказал:
— Рег, нам позвонили. Не на пульт дежурного.
— Я знаю, о ком ты говоришь, Майк. Я с ним разговаривал.
— Она нашла труп. Повешенного на дереве.
XVI
Биб пропустила их в дом, не говоря ни слова. На Вексфорда она посмотрела таким жалким и затравленным взглядом, будто он был судебным исполнителем, явившимся описывать имущество. Такой она оставалась в продолжение всего разговора: раздавленной и потрясенной, будто воды сомкнулись над ее головой, и большие не было сил бороться.
Без сережек, в вельветовых брюках, клетчатой рубашке и пуловере с острым вырезом она выглядела еще мужеподобнее, чем обычно. Вексфорду на ум пришли слова Розалинды: «Я готова опозорить мой мужской наряд и расплакаться, как женщина…» [18] . Только Биб не плакала, да и не полная ли это чепуха, что женщины плачут, а мужчины нет?
— Расскажите, что случилось, миссис Мью, — попросил Берден.
Она провела их в маленькую загроможденную гостиную, где для полноты пасторальной картины не хватало только закутанной в шаль старушки в кресле, и, по-прежнему не говоря ни слова, опустилась на диванчик, набитый конским волосом. Она не сводила глаз с лица Вексфорда. Инспектор подумал, что надо было взять с собой кого-то из девушек-констеблей — обнаружилось кое-что, чего он не понимал до сих пор. Биб Мью не просто чудаковатая, туповатая или откровенно глупая, она — умственно отсталая, инвалид. Инспектор почувствовал прилив жалости. Такие люди тяжелее переносят потрясения — шок подрывает их невинность.
18
Уильям Шекспир. «Как вам это понравится», перевод Т. Щепкиной-Куперник.
Берден повторил свой вопрос, но тут вмешался Вексфорд:
— Миссис Мью, я думаю, вам бы лучше выпить чего-нибудь горячего. Можем мы приготовить вам чаю или кофе?
«Сюда бы Карен или Энни!» — еще раз подумал инспектор. Но Биб внезапно заговорила:
— Он мне дал. Этот, в соседнем доме. Бесполезно было просить от нее того, чего ждал
Берден. Эта женщина не смогла бы при всем желании связно изложить факты, подробно рассказать о своей находке.
— Вы были в лесу, — начал Вексфорд и, взглянув на часы, продолжил: — Ехали на работу?
Она кивнула с более чем испуганным видом. То было судорожное движение перепуганного, загнанного в угол зверя. Берден молча покинул комнату, отправившись, как догадался Вексфорд, на поиски кухни.
Что ж, пора перейти к самому трудному, лишь бы только с ней не началась истерика.
— Вы увидели что-то или кого-то? Что-то висящее на дереве?
Еще кивок. Биб сцепила руки и быстрыми движениями стала заламывать пальцы. И, к удивлению Вексфорда, заговорила. Очень настороженно она произнесла:
— Мертвого человека.
«Боже, — подумал инспектор, — если только это ей не померещилось, а я не думаю, что бедняжке померещилось, — это Джоан Гарленд».
— Мужчину или женщину, миссис Мью?
Но она только повторила:
— Мертвого человека. — И добавила: — Повешенного.
— Ясно. Его видно с дороги?
Биб яростно замотала головой.
Берден принес чай в кружке с портретами герцога и герцогини Йоркских. Их кружки торчала чайная ложечка, и Вексфорд подумал, что Берден, не иначе, положил в чай столько сахару, что ложка в нем стоит.
— Я связался, — сказал он. — Анни приедет. — И добавил: — И Барри.
Биб Мью обхватила кружку ладонями и прижала к груди. Вексфорд не к месту вспомнил чей-то рассказ о жителях Кашмира, которые в холода носят под одеждой горшки с горячими угольями. Он подумал, что если бы их с Верденом не было в комнате, Биб засунула бы кружку с чаем под кофту. Казалось, тепло больше успокаивало ее, чем питье.
— Я зашла в деревья. Мне нужно было в деревья.
Вексфорд не сразу понял, что она имеет в виду. В суде это до сих пор называют словами «по естественной надобности». Вердена это сообщение, казалось, озадачило. Ведь прошло всего десять минут, как Биб ушла из дому. Впрочем, конечно, ей могло и «приспичить». А может, она просто не осмеливалась пользоваться туалетом в Танкред-Хаусе.
— Вы слезли с велосипеда, — мягко сказал Вексфорд, — и углубились в лес. И тут вы увидели это?
Биб задрожала. Но инспектору нужно было довести дело до конца.
— Вы не поехали в Танкред, а вернулись домой?
— Испугалась, испугалась, испугалась. Испугалась я. — Биб указала пальцем на стену. — Я сказала ему.
— Понятно, — сказал Берден. — А не можете вы сказать нам… сказать нам, где…
Она все же не закричала. Она издала звук, похожий на какое-то нечленораздельное бормотание, и вся сотряслась. Чай выплеснулся, и Вексфорд мягко забрал кружку из ее рук. Он заговорил самым спокойным и ласковым тоном, каким только мог:
— Это неважно. Не беспокойтесь. Вы сказали мистеру Хогарту, где?
Она непонимающе посмотрела на них. Инспектору показалось, что ее зубы вот-вот начнут стучать.
— Соседу.
Она кивнула. Руки ее снова потянулись к кружке и стиснули ее. Вексфорд услышал, что подъехала машина, и дал Бердену знак впустить Барри Вайна и Анни Леннокс. Они доехали ровно за одиннадцать минут.
Оставив Биб на попечении своей команды, Вексфорд отправился в соседний дом.
Велосипед молодого американца стоял у стены. На дверях не было ни звонка, ни молотка, так что инспектор подребезжал крышкой почтового ящика. Хозяин долго не выходил, а когда все же открыл, то не выказал при виде Вексфорда ни малейшей радости. Внимание полиции явно выводило его из себя.
— Привет, — сказал он сухо и со смирением продолжил: — А. мы с вами встречались. Входите.
Приятный выговор. Университетский, подумал Вексфорд. Хотя не того безупречного звучания, как у эталонного представителя «Лиги плюща» Престона Литлбери. Юноша провел Вексфорда в грязную неприбранную комнату. Именно таким инспектор и представлял себе жилище молодого парня, предоставленного самому себе. В комнате было много книг — полки для них были сделаны из досок, положенных на кирпичи. Довольно приличный телевизор соседствовал со старой сломанной кушеткой. На раздвижном столе в ворохе книг и бумаг, грязных тарелок и чашек тонули пишущая машинка, непонятные металлические инструменты вроде тисков и ключей и стакан, до половины заполненный какой-то красной жидкостью. Единственный в комнате стул — виндзорский с ажурной спинкой — был завален газетами. Юный американец смел их на пол и снял висевшие на спинке грязную белую футболку и пару несвежих носков.