Поцелуй дочери канонира
Шрифт:
— Бедняга Харви был великолепен, — сказала Рози Перкинс.
— А Давина?
— Помните, несколько лет назад дети писали на стенах: «Рэмбо рулит», «Стволы» рулят»? Вот и она так. Про нее можно было сказать: «Давина рулит». Она предводительствовала везде, где бы ни появлялась. Она не столько была центром внимания или душой компании, сколько распоряжалась. В разумных пределах, конечно, ненавязчиво.
— Как она за него вышла? Почему?
— Страсть. Секс.
— Она рассказывала о нем совершенно неприличные вещи. О, дорогой, наверное, мне не следует этого говорить?
— Как я могу советовать, когда я не
— Ну, она так, понимаете, запросто хвалилась, какой он замечательный в постели. Склонит голову набок, и такой проказливый вид у нее — ну просто неудобно! То есть, когда ты с ней с глазу на глаз и никаких мужчин поблизости. Да и скажет так шаловливо, мол, Харви такой бесподобный любовник Не могу представить, чтобы я кому-нибудь стала такое говорить про своего мужа.
Перкинс хохотнул.
— Спасибо, Рози, приложила. И я раз слышал, как она такое говорила.
— Но ей было далеко за шестьдесят, когда они поженились.
— Что любви до годов? — произнес доктор возвышенным тоном, будто цитируя из неизвестного Вексфорду источника.
— Заметьте, она никогда не говорила ни о каких других его достоинствах. Скажем, о его уме она была довольно невысокого мнения. Но она любила окружать себя мелкими и пустыми людьми. Это было в ее духе.
Привечать их, как беднягу Харви, и создавать — как ее дочь, — а потом всю жизнь язвить их за то, что они такие серые и плоские.
— Давина так с ними обходилась?
— Не знаю. Это мои догадки. Несчастная женщина умерла, да еще такой страшной смертью.
Их было четверо за столом: две ярких личности и двое серых, как их назвал Перкинс. Но вооруженный убийца вошел в дом, и всему пришел конец: остроумию и унижению, любви и ничтожеству, памяти и надеждам. Вексфорд часто представлял себе этот момент. Ни к одной другой сцене убийства в своей практике он не возвращался мыслями столько раз. Никто не подумал бы, что такого бывалого детектива, как он, будет снова и снова посещать образ кровавой скатерти, красно-белой, как рыбки в мраморном бассейне Давины. Даже читая заметки Давины о ее путешествиях по Саксонии и Тюрингии, инспектор видел перед собой скатерть, пропитанную ее кровью.
«Отвратительный способ убийства, — сказал он Вердену о повешении Энди Гриффина. — Но убийство всегда отвратительно». А было ли это убийство умным? Или вся его загадка только в случайном сцеплении ряда событий, обстоятельств, которых никто не мог предвидеть и просчитать? Был ли убийца действительно настолько предусмотрителен, чтобы сделать в стволе «магнума» новые нарезы? Был ли кто-то из круга Энди Гриффина достаточно умен для этого?
Розмари Маунтджой ночевала у Дейзи в Танкред-Хаусе в понедельник, Карен Малэхайд во вторник, Анни Леннокс в среду. В четверг доктор Самнер-Квист предоставил Вексфорду полное заключение, а одна из столичных желтых газет напечатала на первой странице статью, автор которой спрашивал, почему полиция до сих пор не добилась ни малейших успехов в розыске мерзавцев, устроивших бойню в Танкред-Хаусе. Заместитель начальника полиции вызвал Вексфорда к себе, чтобы спросить, как он умудрился допустить убийство Энди Гриффина — к этому, в общем, свелся весь смысл их беседы.
Судебный следователь открыл дело об убийстве Гриффина. Вексфорд получил подробный отчет лаборатории о состоянии одежды убитого. В швах, на ткани и в карманах его спортивного костюма обнаружились частицы песка, глины и мела и волокна сухих листьев. На вороте незначительное количество волокон джута — таких, какие используют при изготовлении веревки. Никаких следов наркотиков или снотворного ни в желудке, ни в кишечнике убитого не было. Но перед смертью Энди получил удар в висок тяжелым предметом — как предположил Самнер-Квист, каким-то металлическим инструментом, обернутым тканью. Удар был не очень сокрушительным, но достаточно сильным для того, чтобы оглушить, отключить на несколько минут. Этих минут убийцам хватило.
Вексфорд содрогнулся — в воображении всплыла жуткая картина. В наше время так не убивают, подумал он, это что-то из далекого прошлого, из мрачных и таинственных эпох дикости и «зверского обычая». Он увидел ни о чем не подозревающего глупого толстяка, самоуверенного и, пожалуй, мнящего себя в полной власти над своим «подручным». И другого — подкравшегося сзади с приготовленным оружием, замотанным в тряпку… Быстрый и точно рассчитанный удар по голове, а затем, не теряя ни минуты, — заранее завязанная петля, веревка, переброшенная через сук старого ясеня…
Откуда убийца взял веревку? Времена мелких скобяных лавок, переходящих по наследству от отца к сыну, ушли в прошлое, сегодняшний англичанин покупает веревку в хозяйственном магазине или в огромном супермаркете. Это заметно усложняет работу детектива, поскольку продавцы в лавках могли запомнить покупателя, спросившего тот или иной товар, но что может запомнить кассирша или кассир в супермаркете? Они смотрят на цифры цены, а не на товар. Они могут просто не замечать, что достают из корзины, покуда электронный глаз считывает всю необходимую информацию, а уж на покупателя не всякий раз и взглянут.
Вексфорду удалось пораньше отправиться в постель. Дора простудилась и легла в тот день в свободной спальне. Было ли это связано с теми резкими словами, которые они только что сказали друг другу по поводу Шейлы?
В последние дни Дора несколько раз говорила с ней по телефону, но всякий раз днем, пока Вексфорд был на работе. Шейла была в обиде на него, но хотела бы, как передала ему Дора, все «проговорить». Вексфорд только фыркнул от такого словоупотребления. Подобный жаргон был бы вполне уместен в «Ройял Оук», но совсем другое дело — в устах его дочери.
Дора считала, что Шейлу нужно пригласить на уикенд. Конечно, Кейси будет тоже — у них теперь семья, такая же, как у многих официально не женатых людей, которые все делают вместе и ставят свои имена рядом, подписывая рождественские открытки. Кейси приедет с Шейлой, как Нил приехал бы с Сильвией.
«Через мой труп!» — сказал на все это Вексфорд. Дора посопела и отправилась со своей простудой спать в другую комнату. Прихватив с собой пачку присланных Шейлой — та адресовала их именно матери — буклетов, посвященных маленькому городку Хайте в штате Невада и его университету. Там был проспект с описанием учебных курсов и фотографиями разных прелестей университета и путеводитель с панорамой города и окрестностей и несколькими страницами реклам местных торговых фирм (нужно же как-то покрыть расходы — немалые, надо думать — на издание глянцевого буклета). Вексфорд бросил на них тусклый взгляд и вернул Доре, не сказав ни слова.