Поцелуй ночи
Шрифт:
– Но если ему нужна была кровь, почему тогда не украсть ее в больнице? Почему не выпустить ее каким-то, ну, не знаю, более человечным способом? Зачем ему убивать невинную девушку?
Сара останавливается и смотрит на меня, как на идиотку.
– Потому, что он – не вампир, детка: они давно перевелись в здешних землях. У вампира есть разум, а у того, кто убил рыжую Меллер, вряд ли. Либо его разум захвачен кем-то более сильным и могущественным. Например, колдуном.
– Откуда ты знаешь? – Шепчу я. – Опять вычитала
– Не-а. – Сара мотает головой. – Тоже подслушала из разговора мамы с Зази: она частенько делится с ней своими мыслями.
– И что это значит? Что он убьет кого-то еще?
Моя спина холодеет.
– Теперь убийца вряд ли остановится. – Подтверждает девушка. – Так что не ходи ночью по лесу одна, Нея. – Внезапно ее внимание переключается на что-то другое. Она обходит меня и поднимает что-то с земли. – Привет, дружок!
Я оборачиваюсь. В ее руках кот. Черный, как уголь, с большими желтыми глазами. Сара гладит его по спинке, а затем нежно прижимает к груди.
– Ух, ты. – Говорю я. – Это ваш?
– Гуляет сам по себе. – Девушка щекочет его своим носом меж черных ушей.
– Приходит, когда хочет.
– И как его зовут? – Пытаюсь погладить, но кот угрожающе обнажает зубы и начинает шипеть.
Я испуганно одергиваю руку.
– Мы не даем ему имя. – Сара отпускает разнервничавшегося кота на траву, и тот моментально дает деру в кусты. – Вдруг у него уже есть кличка, а мы просто не знаем?
– Все может быть.
Я смотрю, как мохнатый зверь трясет хвостом, с недовольным видом оглядываясь на нас. Готова побиться о заклад, что именно его я видела в своем сне.
– Так ты готова познакомиться с моей мамой? – Дергает меня за рукав Сара.
– Я? – Меня охватывает необъяснимое волнение.
– Ну да. Разве ты не хотела разобраться со своими снами?
– Ах, сны… - Задумываюсь я.
– Может статься, что мы с тобой видим по ночам одно и то же. – Сара касается своей шеи рукой. – Не боишься, что завтра эта костлявая тварь заявится и к тебе?
– Вообще-то… - Теребя ворот водолазки, произношу я.
– Идем уже, - восклицает Сара, хватает меня за запястье и утягивает за собой.
Мы огибаем трейлерный вагончик и видим скамейку, на которой сидит женщина.
– Это твоя м…
Но девушка не дает мне договорить, закрывает рот ладонью.
– Нельзя ее прерывать! – Объясняет она шепотом. – Мама поймала волну и говорит с ветром.
Я с еще большим интересом уставляюсь на женщину. На вид ей лет сорок. Тонкий нос, на пухлых губах алая помада, на мочках ушей огромные золотые кольца, слегка тронутые сединой темные волосы коротко острижены и уложены острыми кончиками вверх. На незнакомке пестрое платье-кафтан и широкие зеленые штаны, на ногах – красные остроносые туфли. Надо признать, видок у нее странный для здешних мест, но смотрится наряд довольно стильно.
Женщина сидит с закрытыми
– Это же скамейка из парка? – Уточняю я, хорошенько рассмотрев ее каменное основание.
Сара расплывается в хитрой улыбке:
– Сам Господь благословил цыган и разрешил им воровать.
– О, ясно. – Улыбаюсь я.
– Подойди. – Вдруг говорит мать Сары.
– Это она тебе. – Теребит меня за локоть девушка.
– Мне? – Шепчу я. – И что мне ей сказать?
– Она будет говорить, а ты просто слушай. – Сара толкает меня вперед.
Пока я иду до скамейки, в руках ее матери каким-то непостижимым образом появляются карты. Женщина встает и окидывает меня пронзительным взглядом.
Я дрожу под этим взглядом потому, что, клянусь, он точно лазерный луч – проходит насквозь меня.
– Линнея Остлунд? – Спрашивает она.
Ее голос низкий и грубый, и от него мелко покалывает кожу.
– Да. – Отвечаю я.
Сглатываю.
– Анна Фриман. – Представляется она.
Перекладывает колоду старых карт в левую руку и протягивает мне правую. А когда я пожимаю ее, она стискивает мою ладонь и сильно, до появления десятков морщинок на лице, зажмуривает глаза.
Не знаю, сколько длится это прикосновение, но все это время я не дышу. А едва цыганка распахивает глаза, вижу, что ее взгляд уже стал другим – в нем разрастается обескураженность. Она спешит освободить свою руку, а затем, покачнувшись, предлагает мне карты:
– Выбери одну.
Я смотрю на черные «рубашки» потертых карт и ощущаю головокружение. Энергетика у Анны настолько мощная, что ее голос действует как гипноз – ты просто подчиняешься, и все.
И вот уже мои дрожащие пальцы тянут из колоды случайную карту.
Когда я переворачиваю потертый прямоугольник, у меня земля убегает из-под ног. Что бы это не значило, я не хочу, чтобы женщина произносила это вслух. Но ее голос, точно лезвие гильотины – своим движением останавливает ветер:
– Смерть!
И пустые глазницы черепа на карточном рисунке начинают расплываться перед моим взором. «Смерть, смерть, смерть» - раздается эхом в моей голове. И попытка удержаться на ватных ногах заканчивается неудачей.
21
– Мама!
– Что?
– Можно было говорить ей это не загробным голосом? Это же моя подруга, а не твоя очередная клиентка, на которую нужно непременно произвести впечатление!
– Боже, да что такого я сказала?
Я прихожу в себя, и картинка проясняется. Сара с Анной спорят, придерживая меня под руки.
– Зачем ты вообще с ходу сунула ей эти карты под нос? Ты же обычно пользуешься ими только дома!
– Я вынесла их, чтобы проветрить.
– Проветрить? С каких пор ты проветриваешь карты?