Поцелуй ночи
Шрифт:
Я кладу ладонь на шею, закрываю глаза и снова проживаю этот дикий момент. «Ты-ы-ы-ы!!!» - орет пациентка Ангеста, бросаясь на меня и вцепляясь тощими пальцами в горло. Я неуклюже падаю на спину, а сильные руки санитара пытаются оторвать ее от меня. Эхом звенит крик Ингрид. Что-то бормочет доктор – кажется, в его руках появляется шприц. Пока Стен заламывает Карин, врач втыкает иглу в ее кожу – грубо, с размаху, и сразу давит на поршень.
Даже обмякая в их стальной хватке, моя мать продолжает сверлить меня диким взглядом и
Я ощущаю, как горячие слезы скатываются по моим щекам и тонут в подушке. Мне хочется кричать. Но не произношу ни звука. Мое сердце разбито, а его осколки разнесены горным ветром. Все, что я слышу – это ее крик. Я тону в нем, точно в грязном болоте. Снова и снова, снова и снова.
Не знаю, сколько мне удается поспать, и удается ли вообще, но когда тетя стучит в дверь, за окном уже рассвело.
– Нея, ты опоздаешь в школу!
Я гляжу в потолок, словно через мутное стекло.
– Нея!
Понимаю, что на тумбочке трезвонит будильник, установленный на телефоне. Все мое тело ломит, мышцы гудят. Я делаю усилие, тянусь и выключаю сигнал. Мельком отмечаю, что на экране куча уведомлений о пропущенных и сообщениях.
– Нея! – Ингрид колотит в дверь.
– Я никуда не пойду. – Отвечаю, безучастно уставившись в потолок.
– Открой дверь! Пожалуйста!
Вынув из волос ленту, я обвязываю ее вокруг талии. Поиски сил на подъем отнимают у меня еще пару минут. Поднимаюсь, плетусь к двери, поворачиваю задвижку.
– Все хорошо? – Врывается в комнату тетя. – Черт! – Восклицает она, положив мне ладонь на лоб. – Да у тебя жар!
Мне все равно.
Я снимаю брюки, ложусь обратно в кровать, накрываюсь одеялом и подтягиваю ноги к животу.
– Я позвоню в гимназию. – Говорит Ингрид.
Плевать.
Закрываю глаза, ощущаю озноб.
Мне холодно и горячо одновременно. Я плыву.
– Вот, прими жаропонижающее. Слышишь?
Послушно приподнимаюсь, открываю рот, проглатываю таблетку, запиваю водой.
Падаю на подушку.
Перед глазами пляшут картинки из книги про путешествия Нильса с дикими гусями, безумные глаза Карин, а в ушах гудят обрывки саамских песнопений и зловещее хихиканье матери.
Хватит. Хватит! Хвати-и-и-т!
Я открываю глаза, когда на улице уже смеркается. В воздухе стоит аромат жженых трав и свечного воска. Рядом с кроватью – стул. На нем пяльцы с льняной тканью, покрытой вышивкой. Рисунок не закончен: от завитушек одного из цветков тянется красная нить с иглой. Значит, Ингрид вышивала, охраняя мой покой.
Я приподнимаюсь и вижу стакан воды на тумбочке. Жадно припадаю к нему губами и пью. У воды привкус мяты, лимона и имбиря. Опустошив стакан,
– Нет, Микке, сегодня не получится, у нее температура.
– Что-то серьезное?
– Продуло в машине, наверное.
Я укрываюсь одеялом, несмотря на то, что вспотела, и кофта моя стала влажной от пота.
– Она не отвечает на звонки.
– По этой же причине. Из-за жара она проспала весь день.
– Передайте ей, пусть выздоравливает.
– Конечно.
– Я буду ждать ее звонка.
– Передам.
Щелкает дверной замок, слышатся шаги Ингрид.
– Это был Микке? – Спрашиваю я, когда она входит.
– Ты проснулась. – Улыбается она. Подходит, садится на стул и кладет ладонь на мой лоб. – Жар спал, это отлично. Я подумала, ты просто перенервничала, и не стала вызывать врача.
– Уже все нормально. – Говорю я.
Кроме того, что весь мой мир теперь – черная дыра.
– Да, это был Микке. Справился о твоем здоровье.
– Хорошо. – Закрываю глаза.
Ингрид молчит.
– Ты провела здесь весь день? – Спрашиваю я.
– Да.
– Тогда иди, отдохни. Теперь со мной все будет в порядке.
– Уверена?
– Ага.
– Может… - она вздыхает. – Может, будешь бульон?
– Завтра.
– Ладно.
Слышу, как тетя встает и идет к двери. Открываю глаза.
– А кем была твоя мама? – Зачем-то интересуюсь я.
Ингрид останавливается в двери и, обернувшись, печально улыбается.
– Она была очень мудрой женщиной. – Отвечает. – Мама учила меня тому, как выживать в этом мире. Здесь, в Реннвинде, такие знания особенно ценны.
– Ясно. – Едва слышно говорю я.
И смыкаю веки.
Тетя правильно понимает этот сигнал – выходит и закрывает за собой дверь.
На следующее утро мы завтракаем вместе, но разговоров о моей матери больше не заводим. Мне нужно собраться с мыслями прежде, чем что-то решить насчет нее. По какой бы причине Карин не желала лишить меня жизни, это лишь проделки ее воспаленного воображения, подгоняемого болезнью.
А когда Ингрид уходит в магазин, я звоню Саре. Пока длится ее перемена между уроками, мы болтаем по телефону. Рассказ о визите в психушку повергает подругу в шок, однако она выдвигает и здравое предположение: проклясть меня могла и Карин. Если какие-то способности передались мне от отца, то, заметив их наличие, она могла перенести на меня ту ненависть, которую испытывала по каким-то причинам к нему.
Договорившись с Сарой встретиться завтра в гимназии, мы заканчиваем разговор. День проходит в спокойном, ленивом состоянии. Я смотрю сериалы, читаю книги и помогаю Ингрид в саду – занимаюсь, чем угодно, лишь бы не думать больше ни о чем. А поздно вечером звоню Микке и мы долго болтаем о том, что я пропустила в школе.