Поцелуй отмщения
Шрифт:
Чудно, но Роза рассмеялась, несмотря на свалившееся безумие. Фионн с интересом посмотрел на неё.
— И… что у тебя за вопросы, Роза О’Коннор?
Она тут же нахмурилась. Она слышала его разговор с безликим Браном, и было больно из-за того, что её родители продолжали врать о том, кем она была. Кем они все были. Почему всё это время они скрывали, что их семья волшебная? Она не взяла телефон, и родные будут переживать, когда она не ответит, но сейчас это не важно.
Несмотря на намёк Фионна спросить об О’Коннорах, первым в голову пришёл другой вопрос. О’Конноры тоже могли подождать.
— На первом году в колледже на меня напали на вечеринке. Он схватил меня сзади и втянул в спальню, где попытался изнасиловать. — Роза впервые сказала это вслух, и хоть убеждала себя годами, что была в порядке, вдруг себя так не ощутила. Она была жертвой. Это ясно, но у этого слова были негативные значения. Люди не любили слово «жертва». Вина как-то всегда добиралась до жертвы. Как это понимать? Если тебя сделали жертвой, ты не виновата. Став жертвой, ты не ослаб. Она это понимала, но не могла заставить себя логично думать, когда вспоминала тот случай из прошлого.
Руки начали дрожать, и Роза зажала их между коленей. Она плохо переносила слабость, только не знала, из-за того, что она спортсменка, или из-за того, кем была. А мама всегда пыталась вдолбить ей, что проявлять уязвимость — хорошо. Роза никогда не ощущала, что это было хорошо. Она никого не судила за это, сочувствовала и понимала, когда видела чью-то слабость.
Но себе слабость не позволяла.
То, что она рассказывала свою историю, делало её уязвимой.
Она затерялась в мыслях, и не сразу поняла, что воздух в машине стал удушать. Она взглянула на Фионна. Его лицо было без эмоций, как и его тон.
— Что случилось?
Несмотря на стойкость, Роза ощущала его гнев и горечь.
Роза пыталась сделать вдох.
— Эй, ты можешь успокоиться? — прохрипела она.
Фионн хмуро посмотрел на неё.
— Что я сказал? Что такое?
— Не слова. — Розе было невыносимо жарко. — Эмоции… ты злишься. От этого тяжело дышать. Он не изнасиловал меня. Я сбежала.
Хоть тяжесть в воздухе уменьшилась, и он уже не давил так на грудь, Роза ощущала смятение Фионна.
— Ты ощущаешь… мои эмоции? — выдавил он.
— Ага.
И тут дверь будто закрылась, и воздух в машине стал нормальным, что это потрясло Розу. Энергия, которую она ощущала от Фионна, пропала.
— Что ты сделал?
Он хмуро глядел на дорогу.
— Ощущать эмоции других фейри — редкость. И это нарушение личного пространства. — Он мрачно посмотрел на неё. — Я закрываюсь от тебя.
Роза старалась не обижаться на это. А с чего бы? Они едва знали друг друга. Но его поступки задели.
— Ты так можешь?
— Как и ты. Ты можешь научиться скрывать энергию. На это уходит много сил, и это утомляет. Заканчивай историю.
Она моргнула от требования.
— Эм…
— Что случилось с козлом, напавшим на тебя?
— Точно. — Роза посмотрела на свои ладони. — Я оттолкнула его, и он пролетел по комнате и врезался в стену так, что разбил её. Я списала это на адреналин
Фионн нахмурился.
— И у тебя есть вопрос?
— Я могла сделать что-то с его сердцем? — Она подняла перед собой дрожащие ладони. — Я толкнула его в грудь…
Радио включилось и стало менять станции.
Фионн холодно сжал большой ладонью её запястье, которое казалось крохотным в его руке.
— Успокойся, — приказал он. — Ты его не убивала. Чары, подавляющие твои способности, были очень сильными. Твоя сила была заперта.
— Я знаю, что теперь я сильнее, но была сильной и до снятия чар. Я почти попала на Олимпийские игры. Гимнастика. Мой тренер отмечала силу… и раньше я не задумывалась.
— Твоя сила иная. Чары были сосредоточены тут. — Он отпустил запястье и указал на её висок. — Ведь способности идут от разума. Но полностью подавить физическую силу заклинанием сложно. Почему ты не отправилась в Олимпиаду?
Розу удивило его любопытство.
— В шестнадцать я стала кандидатом в мастера спорта и попала в национальную сборную. С того момента готовилась к Олимпиаде. Но летом мама с папой рассказали, что удочерили меня. Что тётя и дядя, которые, как мне говорили, умерли в аварии, когда я была крохой, были моими настоящими родителями. У меня возникли вопросы. Много вопросов. Но у них не было ответов. Тогда они сказали, что ничего не изменилось. Я их ребёнок. — Она смотрела на проносящийся пейзаж. — Теперь я понимаю, что они не могли дать мне ответы, не раскрыв правду. Но я всю жизнь чувствовала себя другой, но, говорят, все так себя чувствуют, да? Я сосредоточилась на гимнастике, чтобы отвлечься от… — Она притихла, ощущая себя странно, что открывала незнакомцу то, что не рассказывала никому.
— Отвлечься от чего? — Она не ответила, и Фионн вздохнул. — Кому я расскажу, Роза? Мне больше двух тысяч лет, и у меня нет друзей, с которыми можно сесть за кофе и сплетничать.
Роза рассмеялась.
— Так ты одиночка?
— Кто бы говорил.
— Да. Может, мы такие, потому что не должны жить в этом мире.
Он хмыкнул.
— Если я закончу предложение, ты скажешь, как человек мог стать фейри?
Фионн, казалось, замешкался, но кивнул.
Роза удовлетворённо продолжила:
— Я сосредоточилась на гимнастике, чтобы отвлечься от чувства, которое было со мной всю жизнь. Чувства, что кусочка меня не хватает. Когда я узнала, что приёмная, думала, что дело в этом. Я в смятении бросила гимнастику, но чувство не пропало. До предыдущей ночи.
Фионн нахмурился.
— Когда были сняты чары?
— Именно.
Они замолчали. Роза украдкой поглядывала на Фионна, но была уверена, что он ощущал её взгляд.
Макушкой он задевал крышу машины. Он отодвинул водительское кресло, насколько мог, а вещи и пальто бросил на заднее сидение. Белые рукава рубашки закатаны до локтей, открывая мускулистые предплечья, под кожей которых проступали вены. Его жилет был застёгнут на подтянутом животе, а длинные пальцы с большими костяшками сжимали руль. На среднем пальце левой руки было надето серебряное кольцо с кельтским рисунком.