Поцелуй отмщения
Шрифт:
Она нашла Фионна в главном зале на угловом диване, он читал книгу в кожаном переплете. Роза тихо прошла к нему, и он поднял взгляд.
— Доброе утро.
— Привет. — Она опустилась на смежный небольшой диван, подогнув ноги под себя. Они смотрели в глаза друг другу, пока она подносила кофе к губам. Роза старалась игнорировать трепет в животе. Её влечение пропадёт не скоро.
Огонь пылал в каминах в комнате, но Роза дрожала.
Фионн приподнял уголок губ. Судя по нахальному виду, Фионн знал, что она дрожала не от холода.
Роза
— Хватит.
Фионн улыбнулся.
— Я ничего не делаю.
— Делаешь.
— Я просто сижу и читаю.
— Ты жил три века. Ты не прочёл все книги?
Он покачал головой, всё ещё улыбаясь.
Розе не нравилась радость от того, что заставила его улыбнуться.
Она перевела взгляд на книгу, пока не поддалась импульсу, и всмотрелась в название. Обложка с иллюстрацией, прикрывающая книгу, лежала на диване рядом с Фионном.
— «История Среднего востока»?
Он опустил книгу и пожал плечами.
— Фионн, ты живёшь уже три века. Разве ты не знаешь об истории больше многих людей?
— Я пропустил больше 1800 лет истории, пока лежал под чарами друидов, Роза. И даже прожив несколько веков, я не смог узнать всё. Ты живёшь так долго, что информация борется за приоритет в голове. Факты и воспоминания отодвигаются в пользу того, что мозг считает важнее. Я читаю эту книгу в третий раз.
Роза поняла кое-что, что не приходило ей в голову.
— Тебя это беспокоит? Кроме боли из-за личных потерь… тебя беспокоит, что ты пропустил 1800 лет истории, которых тебя лишили?
Воздух стал холоднее.
— Насколько честным мне быть?
— Я всегда хочу, чтобы ты был на сто процентов честен со мной. Несмотря ни на что.
— Тогда нет. Я лишился права наблюдать, как растут мои дети, но благодарен, что не жил все две тысячи лет. Чары оставили меня во снах, но я не ощущал, как проходило время. Три века — достаточно долгая жизнь, Роза. Время раскрывает неспособность учиться на ошибках. Больно смотреть, как империи повторяли ошибки снова и снова. Время бьёт по надежде и укрепляет цинизм. Бессмертие изолирует. Всё, что делает тебя человеком, пропадает.
— Что, например?
— Красота в хрупкости. Пыл неминуемого. Благодарность времени.
Тревога пронзила душу Розы. Она со временем потеряет всё, что делало её человеком? Не потеряла ли уже? Она во многом была бесстрашной. Но в остальном — нет. Роза задумчиво смотрела на него.
— Ты всё ещё человек, Фионн.
Он нахмурился.
— Почему ты так говоришь?
Она утомлённо вздохнула.
— Возмездие — людское дело.
— Что ты думаешь о чарах, создавших тебя, Роза? — спокойно спросил Фионн, хотя мышца на челюсти дергалась. — Анья отомстила людям за то, что портили её идеальный маленький мир.
— Это не месть. Ты сам говорил, что то — хитрость. Скука бессмертия.
— А Ниам?
— А что Ниам?
Фионн потёр ладонью челюсть, шорох щетины громко зазвучал в просторной
— У меня есть причины верить, что Ниам — мой потомок.
От этого Роза встрепенулась.
— Что?
— Бран всё время напоминает, что улик нет. Её фамилия Фаррен, это современная версия для О'Фаракейн. Так звался мой клан. Её семья жила давным-давно. Говорили, у них была связь с мифическим Ри Мак Тиром.
Ого.
Теперь она поняла его разговор с Ниам в Мюнхене. И почему он сказал, что она не должна его бояться. Фионн не убьёт кого-то своей крови.
— Я ощущаю это внутри, Роза. Ниам — мой потомок. И Анья сделала бы так со мной, — он с горечью скривил губы. — Зная, что я не подниму руку на свою кровь. Так что нет, месть — не только для людей.
Роза была осторожна с этой темой, но ей нужно было спросить. Она осмелела и сказала:
— Ты говорил, она сделала тебя своим… — она не могла договорить.
— Шлюхом, — холодно закончил Фионн.
Роза кивнула.
— Да, сделала.
Она смотрела на большую и сильную фигуру на диване, ей было больно за него.
— Любому сложно ощущать себя бессильным и использованным. А тому, кто вёл армии… Мне жаль, Фионн.
— Мужчина, женщина, дитя, поэт, фермер или король… неважно, кто ты, Роза, это всё равно ломает разум.
— Ты говорил с кем-нибудь об этом?
— С психиатром? — он цинично ухмыльнулся.
— Нет. С другом.
Он вздохнул.
— Нечего говорить. Я давно смирился с этим.
— Да? — опасно давила она. — Ты всё ещё хочешь… ты всё ещё собираешься отомстить.
— Не за это. Да, сука мучила меня. Да, разум ломало то, что телу было приятно, а дух рушился от презрения к себе и ярости. Но почему, по-твоему, она сделала меня фейри, Роза? Потому что не смогла сломать. Она не смогла заставить меня любить её. Не романтической любовью. Не любовью пары. Льстивой любовью, которую она хотела ото всех своих подданных. Она делала вид, что ей нравился вызов существ, выступавших против неё, но это было не так. Ей нравилось ломать. — Его глаза уже не были мертвыми. Они пылали. — Я не дал ей этого. И она сделала меня тем, что я ненавидел больше всего. И из-за этого я потерял тех, кого любил. Потому я требую мести.
Роза, думая об этом, переживала сложные эмоции, ничего нового, в случае с Фионном. Она восхищалась его силой, красотой духа, который не позволил рабству сломать его. Но её злило, что кто-то мог оставаться верным себе в ужасные времена, но не видел, что давал Анье выиграть, отказываясь от второго шанса на счастье.
— Ты — не они. Ты — не её. Вы одного вида, но, Фионн, Мартин Лютер Кинг-младший и Адольф Гитлер — тоже. Но они не должны стоять в одном предложении, да? Не то, кто ты, делает тебя хорошим или плохим. Твои намерения и поступки определяют тебя. Ты достаточно старый, чтобы понимать это. Думаешь, раз я фейри, я гадкая и злобная?