Поцелуй страсти

Киддер Джейн

— С чего бы это? — спросил Майлз, ласково погладив ее по плечу.

Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь Виктория чуть менее пьяной или не такой уставшей, она, конечно же, никогда не выдала бы Майлзу своих заветных мыслей. К несчастью, в тот момент здравый смысл покинул ее, и она высказалась начистоту.

— Я не могла больше ни о чем думать. Даже просто думать о том, как мы с тобой… это было так отвратительно, что я решила… будет лучше, если я попробую затуманить себе голову, чтобы пережить… «это» без истерики. Я думала, что шампанское поможет…

Майлз отступил на шаг, в ужасе

уставившись на Викторию. Отвратительно? Мысль о брачной ночи с ним была для нее отвратительна? Настолько отвратительна, что она предпочла провести ночь в рвотных спазмах? Никогда, ни разу за всю свою жизнь ему не наносили такого оскорбления.

Его лицо превратилось в маску ярости.

— Очень жаль, что мысль о близости со мной для вас настолько чудовищна, миссис Уэлсли. Не стану дольше затруднять вас своим присутствием.

Повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и громко позвал Хильди. Пухлая перезрелая девица немедленно показалась в дверях покоев виконтессы и с удивлением уставилась на молодого человека. Заметив, как мрачен Майлз, она поспешила к нему, гадая, что могло так сильно разгневать жениха в первую брачную ночь. На ум шло только одно, и слова Майлза лишь подтвердили ее догадку.

— Пожалуйста, пойди и помоги моей жене. Ей дурно.

Сердце Хильди было исполнено сочувствия к молодому хозяину. Она провожала Майлза взглядом до тех пор, пока тот не скрылся в своей комнате, хлопнув напоследок дверью с такой силой, что едва не обвалилась штукатурка.

«Ох уж эти мне глупые английские невесты, — подумала Хильди, покачав головой. — Почему они не могут просто лечь на спину и получить удовольствие, как это сделала бы на их месте всякая разумная немецкая девушка?»

Поджав губы, Хильди открыла дверь и вошла в комнату Виктории.

Майлз наклонил бутылку над бокалом, но скоро убедился, что его усилия тщетны.

— Пуста, проклятая, — пробормотал он, глядя, как одинокая капля упала на дно бокала. — Теперь придется плестись за бутылкой в погреб.

Помутневшими глазами он глянул на часы. Интересно, сколько сейчас времени? Два часа ночи — или уже все три? Впрочем, это не столь уж и важно — его брачная ночь стремительно приближалась к финалу, а он, вместо того, чтобы срывать вместе с молодой женой цветы наслаждения, сидит в одиночестве в своей спальне — нежеланный и нелюбимый.

Майлз помотал головой, чтобы прояснилось в глазах, но у него лишь сильнее закружилась голова.

— Мой бог, приятель, — промычал он себе под нос, — да ты набрался ничуть не меньше, чем твоя супружница!

Он откинулся на спинку кресла и предался невеселым размышлениям.

Почему, черт возьми, Виктория отвергает его? Он не Уродлив, не толст, совсем еще молод и ни в коем случае не распущен. При этом он достаточно знал женщин, чтобы понять, что они находят его привлекательным. Майлз не мог даже припомнить, сколько раз в минуты близости женщины шептали ему о том, что он очень хорош собой, и восхищались его способностями любовника.

Да, подобные слова Майлзу говорили многие женщины, но только не его жена! Она, наоборот, считает его отвратительным. Подумать только, она нарочно напилась чуть ли не до бесчувствия, чтобы перенести его ласки «без истерики»!

Майлз помотал головой,

все больше проникаясь к себе жалостью. Он не должен был жениться на Виктории. Она же ясно дала ему понять, что не хочет этого брака, — вот и не следовало ее к этому принуждать.

Да, но он желал ее, черт побери! Желал с первой минуты их знакомства, когда она попыталась выставить его из конюшни. В ней было все, что он надеялся увидеть в своей будущей жене. И чем больше Майлз узнавал Викторию, тем яснее это понимал. И когда наконец понял, то позволил себе в нее влюбиться.

Влюбиться! Вот так любовь — нечего сказать! В пьяных, безумных глазах Майлза мелькнула отрезвляющая горечь. Но ведь все именно так. Он любит Викторию всем своим существом.

Как это случилось? Когда?

В какой недобрый час им овладела идея завоевать сердце упрямой старой девы? И что ему делать теперь, когда она недвусмысленно отвергла его, заявив, что нисколько его не любит и что сама мысль о близости с ним для нее отвратительна?

«Бог с ней, пусть живет, как хочет. Она никогда не узнает о моих чувствах, — в сердцах пообещал себе Майлз. — Можно быть женатым человеком, но нет нужды показывать жене, как ты ее любишь и как это больно, когда она тебя отвергает». В конце концов, есть много других женщин, которые с радостью ответят его страсти… Майлз нахмурился, найдя саму мысль о другой женщине совершенно неуместной.

Конечно, пока их брак не вступил в законную силу, они еще могут признать свою ошибку и расторгнуть его. Викторию, вероятно, такое предложение устроило бы как нельзя лучше. Но, черт побери, он не хотел, чтобы их брак аннулировали! Тогда ведь придется во всеуслышание объявить, что его жена отказала ему. Это был бы позор для него, для нее, для обеих семей, наконец, — и для Пемброков, и для Уэлсли. Нет, никакого развода! Он женился на Виктории — и пусть все останется как есть. Как любит говорить его бабка Регина, кто варит свой мед, тот и сам его пьет. Грустно только, что пить этот мед ему предстоит в полном одиночестве.

24

Свадебный завтрак оказался сущим кошмаром.

У Виктории раскалывалась голова. Она с трудом разлепила глаза, увидела на столе огромное блюдо тушеных почек с беконом, и тут же зажмурилась, опасаясь, что ее снова затошнит.

Майлз, в свою очередь, избегал встречаться взглядом с кем-либо из присутствующих — в особенности же со своей молодой супругой.

К счастью, гости, собравшиеся на завтрак, ни о чем не догадывались, приписывая неприглядный вид жениха и невесты любовным трудам брачной ночи.

Приятели поощрительно хлопали Майлза по спине, а Виктория всячески старалась не замечать сочувственные улыбки подруг.

И только один человек за столом подозревал, что между молодыми пробежала черная кошка… Мери уэлсли, видевшая насквозь всех своих детей, недовольно поглядывала на старшего сына. Что-то было не так, даже очень не так. Насколько она могла судить, Майлз вовсе не устал, он просто измучен — и прежде всего Нравственно.

Она справедливо рассудила, что легкий стон, вырвавшийся у Майлза, когда его шутя хлопнул по спине Александр Шоу, был вызван вовсе не ноющей болью в утомленных любовными играми мышцах, но болью головной — от чрезмерного количества выпитого накануне.