Поцелуй теней
Шрифт:
– Я больше не хочу Гриффина.
– В твоем голосе звучит сожаление, Мередит. Ты уверена, что он – не то, чего ты хочешь?
Я вздохнула, оперлась ладонями на стол, глядя на свои руки. Я устала, сгорбилась. И очень старалась не думать о Гриффине и о том, что сегодня его увижу.
– Если бы он мог чувствовать ко мне то, что чувствовала к нему я, если бы он мог действительно влюбиться в меня, как была влюблена в него я когда-то, я бы хотела его. Но он не может. Он не может быть не тем, кто он есть, и я
Я посмотрела на королеву.
– Ты можешь включить его в конкурс за твое сердце, а можешь исключить. Как тебе захочется.
Я кивнула и выпрямилась, не горбясь, как какой-то раненый кролик.
– Спасибо тебе за это, дорогая тетенька.
– Почему из твоих губ это слышится как гнуснейшее оскорбление?
– Я не хотела оскорблять...
Она махнула мне рукой, приказывая замолчать.
– Не трудись, Мередит. Особой привязанности между нами нет, и мы обе это знаем. – Она смерила меня взглядом сверху донизу. – Твоя одежда приемлема, хотя не такая, как выбрала бы я.
Я улыбнулась, но не слишком счастливой улыбкой.
– Если бы я знала, что сегодня ночью меня поименуют наследницей, я бы оделась от Томми Хилфайгера.
Она засмеялась и встала с шелестом юбок.
– Можешь купить себе полный гардероб, если тебе хочется. Или засадить придворных портных за новые наряды.
– Мне и так хорошо, – ответила я. – Но за предложение спасибо.
– Независимое ты создание, Мередит. Это мне в тебе никогда не нравилось.
– Я знаю.
– Если бы в западных землях Дойл тебе сказал, что я для тебя сегодня задумала, ты бы приехала добровольно или попыталась бы сбежать?
Я посмотрела прямо на нее:
– Ты поименовала меня наследницей. Ты позволила мне встречаться со стражей. Это не та судьба, которая хуже смерти, тетя Андаис. Или есть еще что-то, о чем ты мне сегодня не сказала?
– Подними табурет, Мередит. Не надо оставлять в комнате беспорядок.
Она проплыла по каменным ступеням вниз, к двери в стене напротив.
Табурет я подняла, но мне не понравилось, что она не ответила на мой вопрос. Что-то еще должно было произойти.
Я окликнула ее, когда она уже почти дошла до двери:
– Тетя Андаис?
Она повернулась:
– Да, племянница?
На ее лице было слегка заинтересованное, снисходительное выражение.
– Если бы то заклинание похоти, которое ты поместила в машину, подействовало, и мы с Галеном совокупились бы, ты бы велела убить его и меня?
Она заморгала. Полуулыбка сползла с ее лица.
– Заклинание похоти? О чем ты говоришь?
Я рассказала.
Она покачала головой:
– Это было не мое заклинание.
Я подняла руку, блеснув кольцом:
– Но оно питалось силой от твоего кольца.
– Я даю тебе мое слово, Мередит, я не клала в Карету никаких заклинаний. Я оставила там кольцо, чтобы ты его нашла,
– Ты оставила кольцо собственноручно или дала его кому-нибудь положить в Карету? – спросила я.
Не глядя мне в глаза, она ответила:
– Я его сама положила.
И я знала, что она солгала.
– Кто-нибудь еще знает, что ты собираешься снять с них обет целомудрия в том, что касается меня?
Она покачала головой, и длинная волнистая прядь упала на ее плечо.
– Знает Эймон, но больше никто. А он умеет хранить молчание.
Я кивнула:
– Да, это он умеет.
Мы с теткой переглянулись через всю комнату, и я увидела в ее глазах новую мысль.
– Кто-то пытался тебя убить, – сказала она.
Я кивнула:
– Если бы мы с Галеном совершили прелюбодеяние, а ты не сняла бы запрет, ты вполне могла бы за это меня убить. Судьба Галена казалась при этом несущественной.
Гнев озарил ее лицо, как пламя свечи из стеклянного сосуда.
– Ты знаешь, кто это сделал, – сказала я.
– Этого я не знаю, зато я знаю, кому было известно, что тебя поименуют сонаследницей.
– Келу, – сказала я.
– Я должна была его подготовить.
– Да, – согласилась я.
– Он этого не делал, – произнесла королева, и впервые в ее голосе прозвучала эта интонация – интонация любой матери, защищающей свое дитя.
Я только глядела на нее с ничего не выражающим лицом. Ничего лучше я сейчас сделать не могла, потому что Кела я знаю. Он ни за что не отдаст без борьбы свое первородство, хоть по воле королевы, хоть как.
– Что сделал Кел, что тебя рассердило? – спросила я.
– Я говорю тебе, как уже сказала ему, что я на него не сержусь.
Но слишком бурное отрицание слышалось в ее голосе. Впервые за эту ночь Андаис вынуждена была оправдываться. Мне это понравилось.
– Кел этому не поверил? – спросила я.
– Он знает, каковы мои мотивы.
– Тебе не будет угодно поделиться ими со мной?
Она улыбнулась, и это была первая ее искренняя улыбка за весь вечер. Почти смущенное движение губ. Она погрозила мне пальцем в перчатке.
– Нет-нет, мои мотивы – они мои. Я хочу, чтобы ты сегодня выбрала кого-нибудь для своей постели. Бери их с собой в отель, мне все равно кого, но я хочу, чтобы это началось сегодня.
Улыбка исчезла. Снова передо мной была царственная Андаис – непроницаемая, владеющая собой, загадочная и абсолютно очевидная одновременно.
– Ты никогда не понимала меня, тетя.
– И что это, с твоего позволения, должно значить?
– Милая тетенька, это значит, что, если бы ты не отдала этот последний приказ, я бы наверняка кого-нибудь взяла бы в эту ночь с собой в постель. Но если мне приказывают это сделать, я себя чувствую высокородной шлюхой. И мне это не нравится.