Поцелуй змея
Шрифт:
Затем внезапно он убрал руки и отпустил ее. Вот так легко и просто.
И это все? Она со всей силы вцепилась в его запястья, когда почувствовала, что его пальцы больше не держат ее голову. Карлинг вдруг осознала, что медленно склоняется вперед и тянется к его губам, а он при этом отстраняется. Жадным взглядом она впитывала едва видимые в ночи чистые линии его лица, наполовину скрытые в темной почти черной тени, и очерченные едва заметным серебристым свечением, словно Луна одарила его своим сверхъестественным благословением.
— Рун, — пробормотала она снова, ее дрожащий голос опустился глубже, превратившись в невнятный
— Дорогая Карлинг, — Рун произнес это очень низким тоном. Остановился и вздрогнул, лицо исказилось, как будто он почувствовал резкий и очень болезненный спазм. — Блять, просто скажи это.
Желать чего-то — значит, быть уязвимым. Но сейчас они одни. Лишь они и лунный свет. А Луна никогда и никому не выболтает секреты того, чему стала свидетельницей. Так что Карлинг собрала в кулак всю свою смелость и, наконец, сказала это:
— Я тоже хочу тебя.
***
Луна широко распахнула свои невидимые паруса и неторопливо плыла по усыпанному звездами небосводу, задевая верхушки могучих секвой, живущих на этом острове от начала времен. Ночь полностью вошла в свои права. Карлинг снова боролась со своей дезориентацией. Когда она утратила способность спать, время стало пролетать мимо нее, как какая-то бешеная карусель. Медитация помогала, но лишь частично. Больше не было передышек или пауз, жизнь превратилась в беспрерывный каскад событий. И в какой-то момент ей стало казаться, что гигантская невидимая сила раскручивает ее все сильнее и постепенно вышвыривает за границы реального, на окраину, в будущее. Все быстрее и быстрее. И вот она уже, кажется, достигла скорости света.
Она вошла в чащу. Высоко над ее головой лунный свет сочился сквозь ветви, словно белой пастелью рисуя узоры по иссиня-черному фону. Чем ниже к земле, тем чернее, у самой поверхности — непроглядная тьма. И лишь острое зрение, которым обладают вампиры, позволяло ей не сбиться с пути. Она остановилась, вслушиваясь в тихие ночные шорохи. Когда-то давно, если она появлялась здесь, на лес обрушивалась абсолютная тишина, но живущие здесь существа уже давно привыкли к ее присутствию.
Рун согласился подождать ее на пляже. Он хотел пойти с ней, но ей необходимо было прийти сюда в одиночестве и доделать кое-какие дела до того, как покинуть остров. Рун дал ей полчаса. И если к тому времени она не вернется, значит, у нее случился эпизод, и он пойдет ее искать. Карлинг не стала спорить с ним. Нет, в лесу ей ничто не угрожало, но дело не в этом. Ей совершенно не хотелось оказаться одной посреди лесной глуши, без сознания и совершенно беспомощной.
Затолкав свои журналы с исследованиями в потертую кожаную сумку, а также наброски на папирусе и еще парочку-другую мелочей из коттеджа, она отдала все это Руну. Когда он ушел, Карлинг нашла в комоде другой, чистый и целый, кафтан, который сразу же надела взамен порванного. Значит, ему не нравятся ее наряды? Она фыркнула. Сколько их уже испорчено за последние пару дней? Ведь не просто же так она часто их носила. Такую одежду легко снять, легко надеть. К выбору одежды Вампиресса всегда подходила очень тщательно, особенно когда нужно было заниматься магией.
Одевшись, она отправилась в лес и нашла там свое укромное местечко — темный небольшой, слегка сплющенный валун, настолько древний, что время сгладило его острые края. Идеально, чтобы присесть. Она опустилась на его прохладную грубую поверхность и стала ждать.
Это одно из ее излюбленных мест не только на острове, но и во всем мире, пожалуй. Зрелище цветущих под незыблемо возвышающимися секвойями папоротников и орхидей — словно щедрый бальзам на душу для той ее части, которая досталась ей от далеких предков пустыни. У этого места своя особая Сила, с оттенком изумрудной травы. Древнее величие, наполненное бесконечным парадом залитых Солнцем дней, ночей, когда Луна сияла сквозь листву, и неистовым грохотом морских штормов.
Карлинг прислушивалась, пока не уловила на краю сознания легкое волнение. Едва заметное и, тем не менее, отличающееся от других тихих шорохов ночи. То был даже не звук. Нет, скорее, это чье-то присутствие, мягко касающееся ее магии робкими осторожными пальчиками. И тогда она поняла, что больше не одна.
— Я пришла сказать вам, — обратилась она тихим голосом к крылатым созданиям, которых никогда не видела в дневное время, — что мне нужно уйти. Я постараюсь вернуться. Хотела бы сказать это с уверенностью, но не знаю точно, получится ли у меня, так что я защитила вас, как смогла, — они хорошо поработали с Дунканом, расставив, где только возможно, магические щиты и предприняв все допустимые юридические меры. Но она прекрасно понимала, что ни магия, ни закон не вечны. Все течет, все изменяется. По крайней мере, она успокаивала себя тем, что сделала все, что в ее силах.
Ну вот, еще одна обязанность выпала из ее ответственности. Пожалуй, ей по душе это растущее чувство свободы, если бы дамокловым мечом над ней не висела смерть. Но вдруг правда, не спросив на то разрешения, сорвалась с ее уст, и в темноту, словно порхающие бабочки, вырвались слова.
— Я буду скучать по вам, — прошептала она, глаза жгло непролитыми слезами.
Давно, очень давно она перестала ощущать себя живой. Ее существование подчинялось, скорее, воле разума, а в сердце не осталось места эмоциям. И что теперь? Спустя столько веков иссушающей пустоты душа вдруг ожила, а чувства переживают ренессанс. Но возрождение, как и любое изменение в жизни, не дается легко. Однажды обнаружив в потаенном уголке своего сознания колодец, полный слез, она поняла, что больше не сможет их сдержать.
Раздался легкий шелест. Затем присоединились другие едва уловимые шорохи. Да, это в самом деле шуршали крылья у нее над головой. Карлинг подняла глаза, и нежное прикосновение скользнуло по ее щеке. Она протянула руку, пытаясь зажать в ладони эту нежность.
Перышко. Такое же оставили ей на подоконнике в подарок. В темноте невозможно было рассмотреть его как следует, но это и не нужно: она знала, что перо черного цвета с ярким радужным отливом. И снова что-то мягкое коснулось ее кожи — лицо, шея, руки — лесные существа парили над ее головой, осыпая пушинками, которые кружились вокруг нее подобно ласковому ночному дождю.
Она смахнула непрошенные слезы с глаз и выпрямилась. Прошлое стало таким же неопределенным, как и будущее. Время оказалось тяжелым испытанием, стирающим в пыль все на своем пути. Труднее уже не будет, просто некуда.
И все же, кое-что ей стало понятно. В обеих версиях ее прошлого она родилась в нищете и была рабыней. И в обеих версиях достигла бессмертия, став Королевой.
«Я не менял тебя, — сказал Рун. — Ни тебя, ни твой характер или душу».