Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты
Шрифт:
За рекой же все выглядит так, как будто вы попали в другое время и в другую страну. Местность опустошена, она не зеленая, а коричневая, поскольку полностью лишена растительности. Вместо прекрасных современных домов с водопроводом, канализацией и прочими современными удобствами люди живут в примитивных хижинах, а пищу готовят на кострах. Уклад жизни здесь традиционный, бесконечно далекий от образа жизни на восточном берегу реки.
Теперь нас уже не удивит, что эта разница связана с различиями экономических институтов по обе стороны реки. На восточном берегу мы обнаруживаем частную собственность, функционирующую судебную систему, рынки, коммерческое сельское хозяйство, промышленность. На западном берегу, в провинции Транскей, господствует общинная собственность
Концепция Льюиса во многом верна, однако она упускает из виду общую логику становления двойственной экономики и ее отношения с экономикой современной. Отсталость Транскея — это не следствие естественной исторической отсталости Африканского континента. Различия в экономике Транскея и Натала — ситуация, сложившаяся относительно недавно, и она вовсе не естественного происхождения. Эта ситуация была сознательно создана южноафриканской белой элитой для того, чтобы иметь источник дешевой рабочей силы для собственного бизнеса и возможность избавиться от конкуренции со стороны черных африканцев. Двойственная экономика — это еще один пример отставания, но сложившегося не естественным образом в течение столетий, а искусственно созданного.
Южно-Африканская Республика и Ботсвана, как мы увидим ниже, избежали большей части вредных последствий работорговли и войн, которые она с собой несла. Обширные контакты коренных жителей Южной Африки с европейцами начались, когда Голландская Ост-Индская компания в 1652 году основала свою первую базу в Столовой бухте (ныне гавань Кейптауна). В это время западная часть Южной Африки была населена очень редко, по большей части готтентотскими племенами охотников и собирателей. Далее на восток — там, где сейчас находятся провинции Сискей и Транскей, — обитали многочисленные племена, занимавшиеся сельским хозяйством. Первоначально они не имели интенсивных связей с новой голландской колонией и не были втянуты в работорговлю. Южноафриканское побережье лежало далеко от традиционных рынков работорговли, а народ коса, населявший территорию провинций Сискей и Транскей, жил на достаточном удалении от береговой линии, чтобы не привлекать к себе внимания. Поэтому эти общества не испытали на себе действия многих напастей, поразивших Западную и побережье Центральной Африки.
Изоляция этих областей закончилась в XIX веке. Для европейцев климатические условия и эпидемиологическая ситуация в Южной Африке оказались весьма привлекательными. В отличие от той же Западной Африки, климат южной части континента был умеренным, а такие тропические болезни, как малярия или желтая лихорадка, превратившие большую часть Африки в «кладбище белого человека» и сильно затруднявшие поселение там европейцев на постоянной основе, были распространены гораздо меньше. В целом Южная Африка была куда более благоприятным местом для европейских поселенцев.
Экспансия вглубь страны началась вскоре после того, как англичане в ходе наполеоновских войн отняли Кейптаун у голландцев. За этим последовала череда так называемых Кафрских войн, которые шли по мере того, как голландские поселенцы продвигались все дальше вглубь континента. Проникновение во внутренние области Южной Африки стало более интенсивным в 1835 году, когда оставшиеся здесь европейцы голландского происхождения, называвшиеся теперь африканерами или бурами, начали свою знаменитую массовую миграцию, получившую впоследствии известность как «Великий трек». Целью «Великого трека» был уход из прибрежной зоны, в том числе окрестностей Кейптауна, попавших под британское управление. Впоследствии африканеры основали два независимых государства во внутренних областях юга Африки — Оранжевую республику и Трансвааль.
Следующая эпоха в развитии Южной Африки наступила с открытием в 1867 году значительных месторождений алмазов в Кимберли, а в 1886 году — крупных залежей золота в Йоханнесбурге. Эти огромные минеральные богатства немедленно побудили англичан распространить свой контроль на всю территорию Южной Африки. Сопротивление этому процессу со стороны Оранжевой республики и Трансвааля привело к знаменитым англо-бурским войнам в 1880–1881 и 1899–1902 годах. После неожиданного поражения на первом этапе военных действий Британии в конце концов все же удалось присоединить государства африканеров к Капской провинции и Наталу, и в 1910 году был образован Южно-Африканский Союз.
Помимо борьбы между африканерами и англичанами, на развитие региона оказало влияние и становление горнодобывающей промышленности, а также увеличение числа европейских поселений. Особенно заметно это влияние проявлялось в росте спроса на продукты питания, а это создавало новые экономические возможности для коренных африканцев как в сельском хозяйстве, так и в торговле. Как показывает историк Колин Банди, народ коса в Сискее и Транскее отреагировал на эти экономические возможности очень быстро. Уже в 1832 году, еще до начала золотой лихорадки, один моравский миссионер в Транскее отметил небывалую экономическую активность в провинции и все возрастающий спрос со стороны африканцев на новые потребительские товары, которые появились вместе с европейцами. Он писал:
«Чтобы получить все эти вещи, они старались… раздобыть денег своим трудом и приобрести одежду, холодное оружие, плуги, фургоны и другие полезные предметы».
Гражданский инспектор Джон Хемминг, описывая свой визит в Финголенд (район Сискея) в 1876 году, отмечает те же процессы:
«Я был изумлен улучшениями, которых племя финго добилось за последние несколько лет… Где бы я ни проходил, я везде обнаруживал основательные хижины и кирпичные или каменные постройки. Во многих случаях были возведены кирпичные дома… и высажены фруктовые деревья; везде, где запасы воды давали такую возможность, вода была проведена для ирригации культивируемой земли; склоны холмов и даже гор обрабатывались везде, где мог пройти плуг. Обширность полей поразила меня, я много лет уже не видел такого количества обрабатываемой земли».
Как и в других частях Черной Африки, плуг был определенной новинкой, однако, как выяснилось, африканские земледельцы вполне готовы при возможности перенять эту технологию. Они были подготовлены и к тому, чтобы инвестировать в фургоны и ирригационные работы.
С развитием сельскохозяйственной экономики жесткие племенные институты стали отходить на второй план. Есть также множество свидетельств перемен в формах собственности на землю. В 1879 году некий чиновник в Умзимкулу (область в провинции Транскей) отмечал «растущее желание части коренных жителей стать собственниками земли — они уже приобрели 38 000 акров». Три года спустя он же записал, что около восьми тысяч африканцев в округе купили и стали обрабатывать 90 000 акров земли.
Южная Африка, конечно, не была на переднем крае промышленной революции, однако и здесь изменения шли своим чередом. Частная собственность на землю подрывала власть вождей и побуждала все новых людей покупать землю, чтобы увеличить свое благосостояние, — нечто неслыханное еще несколько десятилетий назад. Этот процесс показывает, как быстро ослабление экстрактивных институтов и системы абсолютистского управления может привести к проявлению экономического динамизма. Один из примеров успеха — история Стефана Санджики из Сискея, фермера и выходца из самых бедных слоев общества. В одном из своих выступлений в 1911 году Санджика рассказал, что, когда он впервые признался отцу, что хочет купить землю, тот ответил: «Купить землю?! Как это можно — купить землю? Ты что, не знаешь, что земля принадлежит Богу, а Он дает ее только вождям?»