Почему русским нельзя мечтать? Россия и Запад накануне тотальной войны
Шрифт:
Да, во многом Россия традиционно воспринималась как страна христианская, но в своем христианстве противоположная Западу. Шел спор о подлинности веры: кто правоверен, а кто еретик. Собственно, и сама Россия всегда полагала себя христианской державой, тянущейся, по большей части, к Западу, к европейской цивилизации. Однако важнейшим моментом, играющим значительную роль в противоречиях двух сторон, конечно, является и азиатский – восточный – фактор. Достоевский писал, что русским не надо бояться, если их назовут азиатами. Однако страх этот всегда был велик, и Россия снова и снова старалась доказать свою
И тогда пришли евразийцы. Один из них, Николай Трубецкой, предлагал взглянуть на русскую историю не с Запада, а с Востока. Так называется его эссе. Трубецкой пишет, что всякое государство жизнеспособно лишь тогда, когда может осуществлять те задачи, которые ставит ему географическая природа его территории. А СССР, существовавший на то время, занимал по большей части земли монгольской монархии, основанной Чингисханом. В случае России эти территории уменьшились, но суть не изменилась. Россия, жителей которой – подчас презрительно – любят именовать татарвой или монголами, действительно берет многое от империи Чингисхана. Данное начало соединяется в ней с началом византийским, синтезируя православие и шаманизм. В том числе и поэтому вера в иррациональное русского человека столь эклектично сочетается в нем с христианским мировоззрением, а любовь переплетается с жестокостью.
Декабрист Муравьев одним из первых сказал, что деспотизм русского общества во многом обусловлен именно монголо-татарским наследием. Собственно, Запад, бросая обвинения русским в жестокости и тирании, также апеллирует к данному фактору, полагая, что русские являются своего рода продолжателями дела Чингисхана. Пушкин, правда, говорил: Россия спасла Европу от монголо-татарского нашествия, став форпостом западного мира. Армия Чингисхана утопла в бескрайнем русском океане. Захлебнулась. Однако это не могло пройти бесследно – и монголо-татарское словно растворилось, осело в русском. Туранские элементы остались в России навсегда.
Потому восточный вопрос занимал русских мыслителей не менее, чем западный. И оценки тут были противоположными. Владимир Соловьев к азиатскому относился настороженно, резко. Другой русский философ Константин Леонтьев, наоборот, полагал, что только азиатские элементы могли предотвратить капитуляцию южного и западного славянства перед западным миром. Так или иначе, но азиатское действительно занимает особое место в русском макрокосме. И в трудные моменты отношений с Западом Россия неизбежно обращает взгляд на Восток.
Впервые же по-настоящему это сделали большевики. Хоть и до них цари продвигались вглубь Азии, пытаясь подчинить ее себе. Но именно революция 1917 года стала своего рода торжеством азиатского над европейским. Сунь Ят-сен – тот самый, что основал Китайскую республику, – видел в этом освобождение миллионов русских людей от бремени белой расы и обращение их к угнетенным азиатским народам с потенциалом дальнейшей совместной борьбы. А советский чиновник Чичерин утверждал, что русские – первый азиатский народ, ставший жертвой европейской эксплуатации. Писатели тех лет также видели в революционном порыве нечто азиатское. Клюев говорил о «Земле моей, Белой Индии, преисполненной тайн и чудес азиатских». Пильняк увидел в крестьянской революции прорыв азиатских сил. Есенин противопоставлял Западу Рассею – стихийную, азиатскую, скифскую. И конечно, мы обязаны вспомнить знаменитое стихотворение Блока «Скифы»:
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.Попробуйте, сразитесь с нами!Да, скифы – мы!Позднее этот поэтический манифест, написанный во многом как реакция на Брестский мир, ознаменовавший поражение и выход Советской России из Первой мировой войны, трансформировался в политические призывы к первой священной войне против Запада. Такие идеи, например, озвучили в 1920 году на Съезде народов Востока в Баку. А еще спустя два года Зиновьев скажет, что теперь «мы видим совершенно ясно нашу дорогу на Восток», которая и будет прокладываться в дальнейшем. Собственно, скифы – именно так на Западе величали население России еще в XVIII веке, используя данное определение не реже, а может, и чаще, чем «славяне».
Упрямые, непокорные скифы. Геббельс в начале Второй мировой войны напишет: «Величайшей опасностью, которая угрожает нам на востоке, является тупое упорство русской массы. Оно наблюдается там и у гражданского населения, и у солдат. Попав в окружение, солдаты не сдаются, как это делают в Западной Европе, а сражаются, пока их не убьют. Большевизм только усилил эту расовую предрасположенность русского народа». Данные слова министра пропаганды хорошо бы прочесть и запомнить тем, кто свято полагает, что упорство красноармейцев объяснялось заградительными отрядами и тем, что отступать было некуда. А вот Геббельс объяснял такое упорство расовой предрасположенностью. Так мужественно в своем упрямом бесстрашии сражались скифы.
Но они же в своем неуемном освоении новых территорий, по мнению Геббельса, могли двигаться дальше: «Что сталось бы, если бы этот противник наводнил Западную Европу, – этого человеческий мозг представить не в состоянии».
Варвары могли прийти на Запад, как Аттила. Или подступиться к границам цивилизованного мира, как Чингисхан, дух которого вселился в Россию. Так считают на Западе, но факт: именно русский народ остановил монгольское нашествие, не дав ему продвинуться в Европу. Брянские леса поглотили воинов Чингисхана, не пустив их в Рим и Лиссабон.
Однако правда и то, что татаро-монгольское наследие – от слов до обожествления царя – вошло в русское сознание. Осело в нем. Наше особое почитание предков коррелировало с азиатским. Но существенно также и то, что русский народ не принимал монголо-татар за своих освободителей, принесших некие высшие ценности. Наоборот, он считал, что иго – это кара за грехи, которые искупить надо, дабы переродиться и стать чище, сильнее. Не скифы мы с раскосыми глазами, угрожающие цивилизованному миру, а его спасители.