Почти непридуманные истории
Шрифт:
Трубы и барабаны играли отход. Орда вернулась к юртам у холмов. Уже стучали топоры, пожирая березовые рощи чуть поодаль.
А солнце покраснев от пролитой за день крови торопилась скрыться за закатным порогом.
В лучах заходящего солнца одинокий всадник на гнедом жеребце подскакал к воротам города.
– Эй урусский князь выходи говорить будем. У меня к тебе посланий от сам Великий Батухан.
Со стены свесилась мальчишечья голова.
– Не гоже князю с псом посыльным глаголить. Ежели ты не сам ирод Батый.
Всадник сглотнул обиду, словно больной ложку касторки.
– Как ты смеешь наглец. Я тебя ....
Издевательский хохот раздался на стене.
– Да много ваших нам сегодняшний показывало. Похоронить то всех успели? Хотя дело ваше, нашим волкам будет чем поживиться. Наши свиньи целее будут.
Посланник покраснел от ярости, но оппонент был вне досягаемости и ему пришлось продолжить, не донести послание хана он не мог.
– Батухан, оценил вашу храбрость и воинское ремесло и предлагает вам сдаться. Ваша кровь не прольётся.
– Погоди Волька. Что стоят обещания внука лживого пса? Нашим дедам на Калке тоже обещали жизнь. – голос был зычным и властным. Кто-то из взрослых и одаренных властью вступил в разговор.
– Запомни сам и передай своему извергу ответ народа Козельского: «Наш Князь младенец, но мы, как православные, должны его охранять, а если надо, то и за него умереть, чтобы в мире оставить по себе добрую славу, а за гробом принять венец бессмертия, главы своя положити за христианскую веру».
– Мы вырежем всех, до единого. Всех!!! А тебя Волька я рабом сделаю. Всю жизнь ты будешь мечтать о смерти.
Но защитники стены уже сказали все что нужно. И гробовое молчание в ответ на угрозы было зловещим.
Траур и погребальные песни звучали в ту ночь над монгольским станом.
Русские молча хоронили павших, перевязывали раненых и собирали монгольские стрелы.
Волька все так же стоял у своего зубца на стене. Прошёл всего один день, а казалось, что мальчишка возмужал на целую Жизнь.
В жарком пекле не равного боя, словно шелуха, слетели детские страхи и глупые мечты.
Один день.
– Ты чего опять грустный? День прошёл, мы живы и басурманам трёпку задали. Что опять не так?
Отрок обернулся. Всеволод с прежней почти родительской заботой обходил стены и поддерживал защитников.
– А все знаю… – выдержав паузу Воевода улыбнулся. – Беги, но помни до свадьбы даже думать о грехе не смей.
– Да какая свадьба ей 13, мне 14? Кто нам дозволит?
– Раз дозволено жизнью рисковать, значит и, на любовь, дозволение будет. Остальное не твоя забота. И чтоб к рассвету был тут. И домой забежать не забудь.
* * *
Варька вышла в сени, пуховый платок обнимал ее нежные плечи. А щеки горели румянцем, весенний вечер был зябким.
Разговор был не о чем. Она раскрашивала про стену, монгол. Ей было страшно и интересно. Волька казался ей героев. Бесстрашным богатырем, а он проклинал себя за трусость. Из головы не шёл разговор с Всеволодом, а задать вопрос не получалось. Он несколько раз начинал, но ком в горле словно кляп, не было слов подходящих, всё что приходило на ум казалось убогим и не подходящим. Варька улыбалась своей роскошной улыбкой.
– Волька, я озябла. Да и Батя серчать будет. Ты если чего сказать хотел говори, и я побегу.
Мальчика знал, что, если не скажет сейчас потом уже не сможет никогда.
– Ты…Я.… ну…
– …люблю – прошептало сердце суфлируя непослушному языку.
– …люблю больше жизни – кричала душа.
– … ты мне очень нравишься… – все что смог произнести язык.
Волька разозлился на себя и тут же затараторил, как весенний град.
– Люблю я тебя вообщем. Ты это. Выходи за меня. Воевода сказал, что…
–Так как без сватов и подарков? И Батя благословить должен? – засмеялась Варька.
– Ты главное скажи люб я тебе?
Тревога и ужас наполнили душу мальчишки.
Он даже не смел поднять глаза опасаясь быть отвергнутым.
Варька подошла к нему и поднявшись на цыпочки чмокнула в щеку.
– Дурашка ты Волька, был бы не люб, морозилась бы я тут с тобой.
Волька даже не поверил услышанному. Он взглянул в ее глаза, пытаясь понять не смеётся ли она над ним.
– Ты если потешаться вздумала, то зря я серьезно.
Варька не отвела взгляда и взяла юношу за руку.
– Я тоже серьезно. Но без благословения нельзя.
* * *
Мартовский рассвет уже плавил иней весенних заморозков. Клубы пара от дыхания окутывали сторожевой дозор на стене. Алые небеса потихоньку остывали, приобретая привычный голубой цвет, а белоснежные облака летели прочь, сливаясь в чудные фигуры.
– Ты чего смурной такой, опять? С Варей поругался? Или воспросить не посмел?
Голос Всеволода был по отечески заботливым.
– В бой с мрачными мыслями нельзя, сам сгинешь, и соратников под удар подведёшь. Так что поссорилось что ли?
– Нет. Я ее про свадьбу спросил, она не хочет без сватов и подарков. А какие сваты и подарки? Батя, как в феврале в полынью провалился, до сих пор хворает. А теперь вот эти изверги нагрянули. Эх…
Отчаянью мальчишки не было предела. Странно, но он мог говорить со Всеволодом на темы, о которых стеснялся спросить Батю.
Может быть, потому что воин не только подчиняется своему командиру, он доверяет ему свою жизнь. А воевода был хорошим командиром.