Почти последняя любовь
Шрифт:
И все-таки вошел вечер. И пока варилась молочная каша, менялись промокшие колготки, искали потерявшегося зайца – тиски в груди чуть отпустили. Купание, «хочу еще», «почитай сказку Мойдодыр», «принеси водички, нет, лучше чаю и хлеб с маслом, а можно завтра не идти в детский сад?»… А потом – тишина. Только включенный телевизор с «Долгой дорогой в дюнах», от которого еще больше хочется выть. Разбросаны детские вещи по квартире. Свалены в кучу ботинки в коридоре. Посуда с засохшей манкой в раковине. Случайно уписанные трусики… Она, как автомат, все возвращала на место. Возвращала дому тот порядок, который любил он. Взяла
Март. 1981 год
Георгий подъезжал к Кабулу во время затишья. Он ехал на местный рынок купить жене настоящую дубленку и, может, украшения из полудрагоценных камней. Была пятница. Весело светило солнце, и местные жители играли в бузкаши. Их целью было удержать игровой снаряд, в роли которого выступала обезглавленная туша козы. Он смотрел из окна, как крепкие мужики на лошадях азартно играли с мертвой козой в футбол.
В городе было шумно. Бегали чумазые, давно не мытые и не стриженые дети со спутанными волосами. На смуглых лицах сидели огромные глаза с белоснежными белками. У многих не хватало рук. Женщины, в бурках, обутые в чарух – подошвы из телячьей шкуры, привязанные к ноге шерстяными веревками, несли на голове медные тазы с горячими лепешками. В уличном кафе мужчина стриг себе бороду в ожидании завтрака. Шел с грузом верблюд. А сверху чистое небо с облаками, напоминающими песочные пряники в виде зверюшек.
Кабул, как и все города в Афганистане, делился на старый и новый. Но непрерывной лентой с запада на восток тянулся базар. Место не только купли-продажи, но прежде всего пункт обмена новостями и религиозных проповедей. Кое-где его прерывали караван-сараи, что означает постоялые дворы.
Здесь все смешалось. Миски со специями, шапки, кепки, яркие женские платки, бусы и браслеты… Тюбетейки, чалма и паколь. Украшения из серебра и стеклянные серьги. Остроносые кожаные туфли без задников на высоком каблуке. Широкие покрывала, закрывающие женщин с головы до пят. Кожаные куртки и пальто.
Георгий вместе с другом шел по длинному ряду. Они держали друг друга в поле зрения и все время перекрикивались. В одном из богатых отделов, завешенных коврами, он увидел то, что искал. Красивую тонкую дубленку. Он стал договариваться с продавцом, который нервно поглядывал в сторону. Вдруг ниоткуда появился заросший моджахед, вооруженный до зубов. От него пахло гнилью и давней мочой. Он направился к Георгию со зловещим лицом и стал выталкивать его из палатки. Георгий понимал, что сейчас его окружат такие же бородатые воины и возьмут в плен. Он думал только полсекунды. Этого мгновенья хватило, чтобы распахнуть одежду и схватиться за кольцо гранаты.
– Еще одно движение, и я подорву себя вместе с этим торговцем и соседними тоже. – Георгию казалось, что он кричит, как никогда в жизни. На самом деле он прошептал холодным шепотом.
Наступила тишина. Моджахед растерялся, а продавец стал бледным как вода. Он начал настороженно, на языке дари что-то объяснять моджахеду, прикладывая руку к сердцу. Георгий стоял с заклинившими пальцами и обреченным лицом.
– Ну, решайте или умираем все вместе…
Георгий говорил отрывисто. На хорошо понятном английском. Через секунду моджахед пропал так же незаметно, как и появился. Все с ужасом смотрели на Георгия, который не
– Молодец! Все позади. Пойдем.
Георгий смущенно прошептал: «Помоги мне разжать руку».
Два года спустя…
…Георгий думал, что убил. На земле лежало тело. А его руки были красными по самые локти. Он почти ничего не помнил. Только, как этот мужчина бежал от автобусной остановки за его женой. И как подрагивали ее плечи в легком пальто. И как цеплялись ее каблуки за рыхлую землю.
Он ее встречал с работы. Таня грациозно шла с бледно-зеленым шарфиком на шее, который был куплен в Кабуле. А потом вдруг – побежала с напряженной спиной. Он почувствовал ее страх. И опять оказался на войне.
Он его не бил. Георгий его убивал. На остановке кричали люди.
– Он мертвый, мертвый!
А Георгий, по только ему видимым признакам жизни, отвечал: «Нет, еще шевелится». И продолжал бить… Его больше не трогала эта никчемная человеческая жизнь…
– Гоша, мне страшно.
Очнулся, услышав шепот жены. На него смотрели, как на убийцу…
…Он выдыхал войну долго. Выкашливал кровью. Доживал в снах. Выговаривал в молчании. Вслух об этом сказать было невозможно. Один из хирургов, с которым он работал, позавчера умер от инфаркта. В полных тридцать лет. Второй, месяц назад, от такой же, тихой остановки сердца. Он не мог ходить на афганские встречи и слушать «Голубые береты». Ему не нужно было читать «Цинковые мальчики», которыми зачитывались соседи. Он и так знал их наизусть…
2010 год. Киев
Пела птица… Так, словно другого раза не будет. Она сидела на самой высокой ветке и смотрела Богу в глаза. Опираясь на диафрагму, брала самые сложные ноты. Она запрокидывала голову, подмахивала себе крыльями, набирала воздуха полный живот и признавалась миру в любви.
Они слушали эту оду. Соприкасаясь друг с другом нежностью. Соприкасаясь друг с другом мыслями. Их общее чувство крепло и пускало корни. Оно было очень большое. Выше леса, странного персикового цвета. И пахло персиками…
Лес тоже заслушался, хотя и был очень стар. А значит – почти ребенок. У него были густые неухоженные брови, много шрамов на коре и меховые унты. Райские яблочки не тяготили ветки. Они висели, как игрушки.
Немного темно… Так всегда в лесу… Он обнял ее тело. Двумя обожаемыми ладонями. Они гуляли по твердым протоптанным дорожкам. Он придерживал дикие ветки, чтобы не ударили. Она придерживала время…
Было тихо. На пнях готовились вырасти грибы. Суббота. Две теплые руки вместе. И птица, поющая так, что разрывается сердце…
– Как твоя собака?
У него лицо стало одухотворенным. В глазах было такое тепло, что она сняла кофту.
– Старенькая уже. Но когда приезжаю, бежит, стесняется, кокетничает. И все это одновременно. У нее есть друг. Живет по соседству. Черный, лохматый пес. Он приходит к ней каждый день. Лезет через дырку в заборе, обдирая живот. Они часто сидят вместе и молчат. У них свой, собачий разговор. Он ей облизывает уши. Она делится запрятанными косточками.
– Покажи ее фотографию.
Он достал мобильный. И в тысячный раз она смотрела снимки. И каждый раз думала про себя: пусть она еще живет… Долго…