Почти три года. Ленинградский дневник
Шрифт:
24 сентября 1943 года. Москва
Отличный деловой день. Все удалось, все успела. Во вторник, видимо, лечу.
Сегодня в Совинформбюро закружилась у меня голова. Показалось, что передо мной раскрыт весь земной шар, от Швеции до Египта, и всюду меня читают.
Надо больше писать, главным образом прозу. Хочу, чтобы меня всюду читали и любили друзья моей страны.
25 сентября 1943 года. Москва
Немцы бегут шибче, чем французы в 1812
Смоленск свободен!.. Значит, враг уже не в силах удержать оборону на Днепре.
А как будет с Киевом? С Ленинградом как будет — вот что самое главное. Значит, и он будет когда-нибудь свободен?
Как хочется туда! Радоваться — так уж там!
26 сентября 1943 года. Москва
Вернулась из Переделкина, где провела целый день. Душевно это было легче, чем я думала. Может быть, потому, что день был дивный, осенний, золотой. Я нашла два масленка и один шампиньон.
Сторожиха сказала мне: «Не ищи, не найдешь. Войне скоро конец, вот и грибов не стало».
Действительно, странно это народное поверье. Осенью, накануне войны, грибов было неестественно много. У себя на участке мы набирали целые корзины, не знали, что с ними делать. Сторожиха сказала: «Это к войне».
Переделкинский дом пуст. Главное, ни одной папки с бумагами, ни одной фотографии. Мои дневники, газетные вырезки, да мало ли что… ничего этого нет. Вернее всего, пошло на растопку печей. И хорошо, если бы только так. Грустно думать, что разрозненные и бесприютные мои бумаги бродят где-то по чужим рукам. Кто-то читает их холодно и недоуменно. Постояла в комнате, где жил наш Мишенька. Остались гвозди от той полочки, о которую я ушибла его головку, вынимая из кроватки.
Обедали у Афиногеновых. Его отсутствие очень ощутительно и воспринимается болезненно. Так и вижу его улыбку, голубую рубашку. Слышу голос.
28 сентября 1943 года. Москва
Все готово, все уложено. Хорошо было бы завтра улететь; сегодня самолета не было. Так хочется быть уже в Ленинграде. Витебское направление — это касается уже непосредственно нашего города. Надо жить и дожить до его освобождения. До разгрома там фашистов или до бегства их оттуда.
29 сентября 1943 года. Москва
Погода обещает быть прекрасной. Только бы улететь сегодня.
Сегодня столько энергии потратила на телефонные разговоры, что ее с избытком хватило бы на небольшой двигатель.
3 октября 1943 года. Ленинград
Летели мы хорошо.
Весь день шли над осенними лесами, над ними синело холодеющее небо. В Ленинграде приземлились почти в темноте (дни уже коротки), а с аэродрома в автобусе ехали в сплошной непроницаемой тьме.
За два дня при нас — еще ни одного близкого выстрела.
Стреляют где-то далеко и редко.
Из детских разговоров 1942 года. Мальчик спрашивает:
— Мама, а что такое ветчина?
Мать объясняет.
Мальчик:
— А ее кто-нибудь пробовал?
Девочка:
— Мама, а сколько весит великан? А какой паек он получает?
Третий ребенок читал стихи Лермонтова: «Клянусь первым днем варенья» (вместо «творенья»).
Дети много думали тогда о еде… как и взрослые, впрочем.
7 октября 1943 года
Эвакуированная девочка пишет матери: «Я осваиваю винтовку и читаю «Мертвые души». Она посылает матери бабочку в письме и пишет: «Эта бабочка — степная. Такой в Ленинграде нет». И приписывает в конце письма: «Прошу военную цензуру эту бабочку не выбросить случайно и не смять».
Это все из писем дочки Марии Николаевны Ф. Сама Мария Николаевна в 41-м году заведовала кино «Аре» на площади Льва Толстого. В ноябре в дом, где помещалось кино, были сброшены три бомбы замедленного действия, правда некрупные. Бомбы пролежали около трех часов, потом взорвались, одна за другой. Дом к этому времени, по требованию МПВО, был уже пуст, в кино тоже никого не было. Оставалась только Мария Николаевна. Она объяснила мне, почему: на ее ответственности был несгораемый шкаф с дневной выручкой.
Когда Мария Николаевна осталась стеречь этот шкаф, к ней вошла еще одна сотрудница и сказала:
— Я останусь с вами. Мария Николаевна ответила:
— Нет, я не хочу. У вас двое детей и старуха мать. Сотрудница возразила:
— И у вас девочка и муж на фронте.
И осталась. Еще немного позже к ним присоединился технорук, пожилой человек, сказавший про себя:
— Останусь-ка и я с вами. Все-таки мужчина.
Все трое они сидели, ожидая взрыва. Их тряхнуло, осыпало штукатуркой, поцарапало стеклом, но все остались живы. Несгораемый шкаф, где лежали деньги, от силы взрыва скрутило спиралью, так что потом пришлось выжигать дверцу электричеством.
9 октября 1943 года
И. Д. рассказал мне, что в мое отсутствие во время особо сильных обстрелов, уходя в штаб, он уносил с собой в портфеле нашего Кузю. Теперь он уже туда не влезет: очень вырос.
Из врачебного доклада Зинаиды Васильевны:
«Ребенок, раненный осколками, лежал на подушке, вследствие чего все раны были набиты перьями.
Ранена беременная на последнем месяце женщина. Ранен также и плод».
О ребенке, который просит, чтобы ко дню рождения ему подарили «противогазик».
На пустыре против нас дети играют в войну. Один из мальчиков командует отрядом. С криком: «Все силы на Лешку!» — ребята бросаются на этого Лешку, которому я не завидую.
12 октября 1943 года
Фраза, услышанная мною случайно: «В такое время юмор надо держать на привязи». Надо ли?
14 октября 1943 года
Третьего дня снаряд попал в одно из наших зданий, в комнату рядом с залом Ленина (он выступал там в апреле 17-го года с «Апрельскими тезисами»).