Почти вся жизнь
Шрифт:
В сравнении с тем делом, которое сейчас на ее глазах делали все эти экскаваторщики, скреперисты, механики, багеры, электрики, дизелисты, сварщики, в сравнении с их делом ее, Валино, дело представлялось ей совсем небольшим и даже ничтожным. Глядя на экран, Валя спрашивала себя: не был ли в чем-то прав Крупенин? Не много ли возомнила она о своей специальности? Нет, не деревья и не цветы решают здесь…
— Ежедневно со всех концов страны, — негромко говорил Борис, — на стройку поступает новая техника.
Эшелон с универсальными тракторами…
— С каждым днем благоустраивается город, в котором живут строители.
Универмаг… Красивые ткани… Школа… Девочка отвечает урок… Больница… Кабинет физиотерапии…
— Строители хотят жить не только удобно и культурно, но и красиво…
Бульвар…
Валя даже вздрогнула от неожиданности. И как красиво снято! Яркий солнечный день. Солнечные пятна скользят по стволам деревьев. Переливаются по земле, кажется, что бульвар очень длинен.
— Приятно провести здесь часок-другой после работы…
Бульвар… На скамейке сидит женщина, у ног ее играет смешной малыш… Малыш хочет сорвать цветок с грядки, мать его останавливает…
— В новом городе большое значение придают зеленому строительству, — сказал Борис.
Валя даже не узнала знакомый бульвар, в таком неожиданном ракурсе взял его киноаппарат…
Разные уголки того же бульвара.
Те же грядки табака, высаженные Валей…
— Все больше и больше бульваров, садов и парков появляется в городе, — продолжал Борис.
В разные стороны расходятся зеленые ниточки.
Деревья с бульвара переместились к зданию гостиницы.
Рядом со школой грядки табака.
Цветы и деревья заполнили весь экран.
Валя, широко раскрыв глаза, смотрела на экран. Откуда появились эти незнакомые ей бульвары? Каким образом возникли новые грядки-двойники?
Или, может быть, это по неизвестным ей кинематографическим законам, и называется «искусством оператора»?
Но Вале было решительно все равно, как это называется. Ей было мучительно стыдно. Лучше было бы не смотреть, а встать и уйти, но что-то притягивало ее к этим лживым деревьям и фальшивым грядкам, какой-то внутренний голос приказывал смотреть до конца. И только когда дали свет, она отвернулась от экрана и опустила голову. Ей казалось, что все в зале смотрят сейчас только на нее.
— Прошу вас, товарищи, высказывайтесь, — сказал Борис. — Ваши замечания для нас будут очень ценными.
«Что теперь будет?» — подумала Валя.
Первым выступил начальник управления механизации Воротов, внушительных размеров мужчина лет сорока, чернобородый, краснощекий, зимой и летом ходивший в черной косоворотке и высоких болотных сапогах. Он сказал, что в кино редко бывает, нет времени, и что поэтому критик он никакой, но картина ему понравилась: что хорошо, то хорошо. Здорово техника заснята, убедительно. Есть, конечно, замечания, и Воротов по листочку прочел, какие машины, по его мнению, надо еще доснять.
Затем говорил инженер из отдела основных сооружений Александр Емельянович Евгеньев,
Все выступавшие дружно хвалили работу Бориса и сошлись на том, что хорошо было бы продолжить съемку, на что Борис заметил, что метраж есть метраж…
Валя уже больше не пряталась, а прямо смотрела на выступавших. «Как же так? — думала Валя. — Почему же они молчат о той части картины, о которой нельзя молчать? Потому молчат, — отвечала себе она, разглядывая черную бороду Воротова, — что совсем не считают важной эту часть фильма или, вернее сказать, эту часть жизни…» И снова мелькнула неприятная мысль: «А может быть, Крупенин в чем-то был прав?»
Крупенин сидел почти рядом с нею, она взглянула на него и по выражению его лица поняла, что пропустила начало нового выступления и что это новое выступление для нее важно. Выступал человек со смуглым и очень приметным лицом: на левой его щеке было большое родимое пятно, но Валя никак не могла вспомнить, где и когда она его встречала.
— Ничего подобного у нас нет, — говорил в это время выступавший, — я вообще не понимаю, откуда товарищ кинооператор взял столько зелени? Нет ее у нас…
— То есть как это нет? — крикнул Крупенин с места. — Картина документальная!
— Товарищу Крупенину нравится — оно и понятно, — продолжал смуглый, — ведь, судя по картине, получается, что наше ЖКО работает хорошо и строители его работой довольны. А у нас один бульвар! При наших возможностях, при нашей технике пора бы уже перестать им гордиться.
— Правильно! — сказал кто-то в дальнем углу зала.
— Это же документ! — снова крикнул Крупенин.
Краснощекий Воротов громко захохотал:
— Заело Крупенина! А надо бы прислушаться! Верно ведь человек говорит.
— А у них в ЖКО одни только завтраки… — слышала Валя реплики с разных концов зала. — «Город-сад» — это все завтраки… А на самом деле негде воздухом подышать!
Валя теперь не смотрела больше ни на Бориса, ни на Воротова, ни на Крупенина, лицо ее горело, она испытывала чувство бойца, долгое время воевавшего один на один и вдруг получившего неожиданную и верную подмогу.
— Слушай, Крупенин! — крикнул Воротов. — У тебя же в отделе работник по озеленению имеется. Фамилии не помню, хорошенькая такая девушка, беленькая… Надо бы ее расшевелить.
Еще мгновение — и Валя бы встала, но Крупенин как будто уловил Валино движение и опередил ее.
— Была девушка, да вся вышла, — сказал он громко и зло, порылся в портфеле, вынул какую-то бумажку и щелкнул по ней пальцами. — Сбежала от нас девушка, теперь не остановишь!..
5