Почти вся жизнь
Шрифт:
— Не могу, ей-богу, не могу. Устала за день, — решительно отбивалась Лидия Павловна. — Поймите же по-человечески. Вы лучше Любу попросите…
— Любочку? — удивился Казанцев-Волжский.
— Моя ученица…
— Не знал! Обрадовали!
— Любочка, просим, просим в смысле умоляем, — сказал Маньковский.
— Ну что вы, честное слово, — сказала Люба. — Я с удовольствием.
На холмах Грузии лежит ночная мгла; Шумит Арагва предоНиколай Алексеевич вместе со всеми слушал стихи. Он не знал, хорошо Люба читает или плохо, и так ли надо читать Пушкина или по-другому, но ему было приятно слушать спокойный Любин голос, рассказывающий о любви. Он думал о том, что, наверное, и Любе будет тяжело расставаться с Виктором. Но у нее и у Виктора жизнь только начинается. Сто раз еще все переменится. И чем больше он наблюдал за Виктором, за его тревогой, тем больше был уверен, что его сегодняшняя исповедь была случайной, еще сто раз изменятся и взгляды, и желания, и надежды. Но для того, чтобы все переменилось, надо, чтобы перемены начались сегодня.
— Милая, — закричал в восторге Казанцев-Волжский. — Да ведь у вас настоящий талант! Боже мой, Пушкин, здесь, на этом поплавке, как живой с живыми говоря…
— Да, очень хорошо, — сказал Виктор. — Я ведь тоже ничего не знал…
— Вы растеряны, юноша? Милая, у вас прямая дорога!
— Дорога? Куда? Какая? — смеясь, спрашивала Лидия Павловна, очень довольная, что Люба понравилась.
— Как это куда? На сцену! В театр!
Лидия Павловна снова засмеялась:
— На сцену? Да она на сцене куда чаще, чем я…
— Но я говорю не о любительских спектаклях, а о большом занавесе!
— Словом, сдавай остатки, бросай ларек, — резюмировала Валя. — И будешь тогда…
Лидия Павловна не дала ей закончить:
— Да что вы все на девочку набросились? Ну, не обидел бог талантом, что ж тут такого? Да знаете ли вы, сколько у нас в городе талантов? Вы все здесь птицы залетные, а я здешняя. Я вам говорю: поворошите молодежь — и музыканты, и чтецы, и художники, и скульпторы… А подождите, что будет через несколько лет!
— Если сегодня Люба не придет к нам… — начал Казанцев-Волжский, — он порылся в кармане и широким жестом выбросил на стол изрядно проржавленный ключ. — Закрывайте театр!
— Зачем же так? — неожиданно вступил в разговор Николай Алексеевич. — Может быть, лучше немного обождать? Мне тоже Люба понравилась, но может быть… — он немного помолчал, потом закончил: — Но может быть, это только молодость?
Казанцев-Волжский нахмурился:
— Однако молодость не мешает вашему партнеру!
— Мешает, — сказал Николай Алексеевич твердо.
— Юноша, встаньте, кланяйтесь, благодарите!
Но Виктор не откликнулся на шутку, и Казанцев-Волжский вдруг как-то разом присмирел.
— Позвольте, я заплачу
7
В эту ночь Николай Алексеевич уснул под утро, а проснулся, как всегда, ровно в шесть. Виктор уже был одет и с рюкзаком за плечами.
С минуту Николай Алексеевич полежал молча, затем, взглянув на расписание, где значилось «утренняя физзарядка», вынул портсигар и лежа закурил.
— Может быть, чаю напьешься? — спросил он Виктора.
— Да нет, не стоит… Боюсь, на переправу опоздаю.
Николай Алексеевич оделся и вместе с Виктором вышел из дому. Люба ждала их на улице.
— Любочка, — сказал Виктор, — не надо меня провожать. Хорошо? Я сразу напишу тебе, как только устроюсь.
Люба понимающе кивнула головой, потом порывисто обняла Виктора.
— Напишешь?
— Обязательно напишу.
Николай Алексеевич и Виктор молча дошли до базарной площади. Заспанная сторожиха долго возилась с замком, аттракцион давно не работал.
В «бочке» было темно и холодно. Маленький мышонок уютно завтракал колбасной кожицей. Увидев людей, он заметался и, не найдя лазейки, побежал по кругу.
Виктор взял свой мотоцикл:
— Простите меня, Николай Алексеевич!
— Ну, ну, — сказал гонщик. — Ну, ну, ну… Все правильно.
Он постоял немного, глядя вслед небольшому облачку пыли. Но долго еще потом слышался ему шум мотора, сначала громкое постреливание, потом тихое шуршание. Ветер гнал по базару сухие листья. Лето уже кончилось.
Счастливый возраст
Не подслушивать! Эту заповедь внушил Владику его отец. Подслушивают либо по пустому любопытству, либо из нечестного расчета…
В соседней комнате разговаривали мама и ее подруга Зинаида Ивановна. Владик старался не слушать. Любопытничают малыши, а ему уже исполнилось двенадцать. К тому же надо собраться к завтрашнему туристскому походу. Школьный год закончен. Пионервожатая назначила сбор на ранний час. Весь день ребята проведут за городом, домой вернутся только к вечеру. Велено хорошо выспаться.
Ботинки свиной кожи на гвоздях, новые, еще ни разу не ношенные, чулки до колен, ковбойка, курточка на молнии и палка с наконечником. Славная экипировка!
Он давно мечтал о часах, и, будь отец дома, а не в командировке, у Владика хоть на один день были бы часы. Настоящий хронометр! Но отец приедет не раньше завтрашнего утра, поезд приходит около десяти — и, как всегда, — с вокзала на работу. Владик в это время будет уже далеко.
Перочинный нож, банка консервов в НЗ, лупа… Это, конечно, не часы, но предмет важный.