Под акацией Запада
Шрифт:
— Рамзес возглавляет войска, — восторженно сообщил Урхи-Тешшуб.
— Кто справа от него?
Лицо Урхи-Тешшуба помрачнело:
— Его младший сын Меренптах.
— А разве он не должен был командовать войсками, которые сосредоточены у Фив?
— Мы убьем и отца и сына.
— А человек слева от царя?
— Серраманна, начальник его личной охраны… Судьба милостива к нам, Малфи! С этого я живьем сдеру шкуру.
Пехотинцы, лучники и колесницы в идеальном порядке выстроились на горизонте.
— Там не одно соединение, — заметил Малфи.
Потрясенный Урхи-Тешшуб не осмелился ответить.
Каждую минуту в долину прибывали египетские воины. Ливиец и хетт должны были признать очевидный факт: Рамзес рискнул выступить против них с четырьмя соединениями богов Амона, Ра, Птаха и Сета. Это была вся ударная сила египетской армии, готовая обрушиться на своих врагов.
Малфи сжал кулаки:
— Ты считал, что хорошо знаешь Рамзеса, Урхи-Тешшуб!
— Я не ожидал… Как он осмелился так рисковать?
Ливиец убедился, что отступление было невозможным.
Нубийские лучники под командованием наместника Сетау преградили ему дорогу.
— Один ливиец стоит, по крайней мере, четырех египтян, — заорал Малфи своим людям. — В атаку!
Тогда как Рамзес невозмутимо стоял в своей колеснице, ливийцы бросились на штурм первой линии египтян; воины стали на колени, чтобы облегчить прицел лучникам, стрельба которых опустошила ряды противника.
Ливийские лучники нанесли ответный удар, но с меньшей эффективностью; и вторая, чересчур беспорядочная, атака разбилась о воинов соединения Сета. Пришло время для контратаки колесниц. По приказу Меренптаха они вклинились в ряды бунтовщиков, которые, несмотря на брань Малфи, начали разбегаться.
Но беглецов встретили нубийские воины, их стрелы и копья были смертоносными. Теперь исход сражения не оставлял сомнений. Большинство ливийцев, сломленных превосходящими силами египтян, сложили оружие.
Опьяненный яростью Малфи собрал вокруг себя последних сторонников; Урхи-Тешшуб исчез. Не думая больше о подлеце, который его бросил, ливиец был одержим одной мыслью: убить как можно больше египтян. И его первой жертвой станет никто иной, а Меренптах, находящийся в пределах досягаемости копья.
В самой гуще рукопашного боя скрестились взгляды двух мужчин. Несмотря на расстояние, которое их разделяло, Меренптах почувствовал ненависть ливийца. В то же мгновение два копья рассекли воздух.
Копье Малфи скользнуло по плечу Меренптаха, копье главнокомандующего вонзилось в лоб ливийца.
Несколько мгновений Малфи оставался неподвижным, затем рухнул на землю.
Серраманна переживал счастливый день. Орудуя своим тяжелым мечом с замечательной ловкостью, он уже больше не считал число ливийцев, которых разрубил на куски. Смерть Малфи повергла в отчаяние его последних сторонников, и гигант сард смог, наконец, остановиться.
Когда он обернулся к Рамзесу, его ужаснуло то, что он увидел. Надев шлем и панцирь, Урхи-Тешшуб каким-то чудом проник в ряды египтян и приближался к царской колеснице.
Хетт собирался убить Рамзеса.
Серраманна, расталкивая «царских сыновей», бросился к колеснице Фараона. Он успел спасти Рамзеса, но сам не избежал сильного удара хетта. Железный кинжал вонзился в грудь гиганта сарда.
Смертельно раненный, Серраманна нашел в себе силы схватить за горло своего заклятого врага и задушить его своими огромными ручищами.
— Ты проиграл, Урхи-Тешшуб, ты — побежденный!
Сард не ослабил своей хватки до тех пор, пока хетт не перестал дышать. Тогда, как хищник, чувствующий приближение смерти, он лег на бок.
Рамзес поддерживал голову умирающего Серраманна. — Вы одержали великую победу, Ваше Величество… И благодаря вам, какую прекрасную жизнь я прожил…
Гордясь своим последним подвигом, сард отправился в царство теней, испустив дух на руках Фараона.
Глава 55
Вазы и пятнадцатикилограммовые серебряные кувшины с золотыми крышками, золотые и серебряные столы для подношений весом более трех центнеров, ладья из ливанской сосны, покрытая золотом, длиной в шестьдесят пять метров, золотые пластины, предназначенные для украшения колонн, четыреста килограммов ляпис-лазури, восемьсот килограммов бирюзы — таковы среди множества других были сокровища, преподнесенные Рамзесом храмам Фив и Пи-Рамзеса, чтобы возблагодарить богов за дарованную ими победу над ливийцами и за спасение Египта от разрушения.
И этот сорок пятый год его царствования увидел рождение нового храма Птаха в Нубии, в Герф Хуссейне, где старый священный грот был превращен Сетау в святилище. Царь торжественно открыл этот маленький Абу-Симбел, тоже построенный в горе из песчаника. Там, как и в других многочисленных местах, были воздвигнуты колоссальные статуи Фараона в обличии Осириса.
Когда закончились торжества, Рамзес и Сетау смотрели на закат солнца над Нилом.
— Неужто ты станешь неутомимым строителем, Сетау?
— Беру пример с тебя, Твое Величество: огонь Нубии такой пылающий, что должен быть направлен в камни храмов. Не будут ли огни твоим голосом для потомков? И потом, у нас будет много времени для отдыха в вечности! Наша короткая жизнь заставляет прилагать так много усилий, но только они дают нам долголетие.
— Ты сталкиваешься с трудностями при исполнении своих новых обязанностей?
— Ничего серьезного. Во время своего царствования, Рамзес, ты убил войну. Мир с Хеттией, в Нубии, мир в Ливии… Этот труд имеет красоту грандиозного здания, и он будет в числе твоих самых прекрасных творений. Как Аша должен быть счастлив там, где он находится!