Под алыми небесами
Шрифт:
Пино смотрел на него, но слышал слова пожилой женщины:
– Так какую, Альберт?
– Слушайтесь своего сердца, – сказал ей человек за прилавком. Крупный, с широкой грудью, усатый, в великолепном костюме мышиного цвета, крахмальной белой рубашке и изящном галстуке-бабочке в горошек.
– Но мне нравятся обе, – сказала посетительница.
Он погладил усы, ухмыльнулся и воскликнул:
– Тогда покупайте обе!
Она подумала, хихикнула:
– Что ж, может, и куплю.
– Отлично! Отлично! – сказал он, потирая руки. – Грета, принеси мне коробки
– Я сейчас занята, Альберт, – ответила Грета, австрийская тетушка Пино, она обслуживала немца. Это была высокая худая женщина с короткими каштановыми волосами и легкой улыбкой. Немец курил, разглядывая портсигар в кожаном футляре.
– Я принесу коробки, дядя Альберт, – сказал Пино.
Дядя Альберт стрельнул в сторону Пино глазами:
– Вытрись сначала.
Пино, думая об Анне, двинулся к двери в мастерскую, минуя тетушку и немца. Офицер повернулся и посмотрел на Пино, на его лацканах мелькнули полковничьи дубовые листья. На околыше офицерской фуражки красовался Totenkopf – маленький череп с костями, под орлом, держащим в когтях свастику. Пино знал, что этот высокопоставленный офицер служит в Geheime Staatspolizei – гестапо, секретной службе Гитлера. Среднего роста и сложения, с тонким носом и надменными губами, гестаповец смотрел на мир пустыми темными глазами, по которым ничего нельзя было прочесть.
Пино, чувствуя испуг, открыл дверь и вошел в мастерскую – большое помещение с высоким потолком. Мастерицы и резальщики заканчивали работу. Он нашел ветошь и вытер руки. Потом взял две картонные коробки с логотипом Альбанезе и направился обратно в магазин, его мысли снова радостно вернулись к Анне.
Она была красивой, старше его и…
Он помедлил, прежде чем открыть дверь. Полковник гестапо как раз выходил из магазина под дождь. Тетушка Пино стояла у дверей, провожая полковника взглядом и кивая.
Когда она закрыла за гестаповцем дверь, Пино почувствовал себя лучше.
Он помог дяде упаковать две сумочки. Клиентка ушла, и дядя Альберт попросил Миммо запереть входную дверь и повесить табличку «Закрыто» в окне.
Когда Миммо сделал это, дядя Альберт сказал:
– Ты запомнила его имя?
– Штандартенфюрер Вальтер Рауфф, – ответила тетя Грета. – Новый шеф гестапо в Северной Италии. Он приехал с Украины. Туллио за ним присматривает.
– Туллио вернулся? – удивленно и радостно спросил Пино. Туллио Галимберти, его идол и близкий друг семьи, был на пять лет старше его.
– Вчера, – сказал дядя Альберт.
– Рауфф сказал, что гестапо будет находиться в отеле «Реджина».
– Кому принадлежит Италия – Муссолини или Гитлеру? – проворчал ее муж.
– Это не имеет значения, – сказал Пино, пытаясь убедить их. – Война скоро закончится, придут американцы – и повсюду будет джаз!
Дядя Альберт отрицательно покачал головой:
– Это зависит от немцев и дуче.
– Пино, ты смотришь на часы? – спросила тетя Грета. – Твоя мать ждала вас двоих час назад, ей нужна ваша помощь – она готовится к вечеринке.
Пино почувствовал пустоту
– Я вас увижу позднее? – спросил он, направляясь к двери с Миммо, который шел следом.
– Мы непременно придем, – сказал дядя Альберт.
Когда ребята добрались до дома номер три по Виа Монтенаполеоне, принадлежащий их родителям магазин «Le Borsette di Lella» – «Сумочки ди Лелла» – уже закрылся. При мыслях о матери Пино охватывал страх. Он надеялся, что поблизости будет отец и уймет этот ураган страстей. Когда они поднимались по лестнице, до них доносились запахи пищи: ягнятина с чесноком, свеженарезанный базилик, хлеб только что из духовки.
Они окрыли дверь в просторную квартиру, гудевшую голосами большого числа людей. Их постоянная горничная и еще одна, специально нанятая для такого случая, суетились в столовой, расставляли хрусталь, столовые приборы и фарфор. В гостиной высокий, худой, сутулый человек со скрипкой и смычком стоял спиной к дверям и играл какую-то мелодию, незнакомую Пино. Человек сфальшивил и перестал играть, тряхнув головой.
– Папа? – тихо позвал Пино. – У нас что-то случилось?
Микеле Лелла опустил скрипку и повернулся, прикусив щеку. Ответить он не успел – в коридор из кухни выбежала шестилетняя девочка. Младшая сестра Пино, Сиччи, остановилась перед ним и спросила:
– Пино, где ты был? Мама тобой недовольна. И тобой тоже, Миммо.
Пино проигнорировал ее – все его внимание было теперь приковано к локомотиву в переднике, пыхтя и неотвратимо надвигающемуся из кухни. Он мог поклясться, что видел дым, выходящий из ушей матери. Порция Джемма была не менее чем на тридцать сантиметров ниже старшего сына и килограммов на двадцать легче. Но она подошла к Пино, сняла очки и потрясла ими перед его носом.
– Я тебя просила быть дома в четыре, а сейчас четверть шестого, – сказала она. – Ты ведешь себя как ребенок. Я в большей мере могу рассчитывать на помощь твоей сестры.
Сиччи задрала нос и кивнула.
Несколько мгновений Пино не знал, что сказать. Но тут вдруг его посетило вдохновение: взгляд у него стал беспомощный, он согнулся и ухватился руками за живот.
– Извини мама, – сказал он. – Я что-то съел на улице. У меня началось расстройство, а потом нас застала гроза, и мы были вынуждены переждать у дяди Альберта.
Порция скрестила руки на груди, вперила в него взгляд. Сиччи приняла такую же скептическую позу.
Мать перевела взгляд на Миммо:
– Это правда, Доменико?
Пино настороженно посмотрел на брата.
Миммо кивнул:
– Я ему говорил, что у сосиски сомнительный вид, но он меня не послушал. Пино в три кафе забегал в туалет. А в магазине у дяди Альберта был полковник из гестапо. Он сказал, что они занимают отель «Реджина».
Мать побледнела:
– Что?
Пино скорчил гримасу, согнулся еще сильнее:
– Мне нужно выйти.
Сиччи подозрительно посмотрела на него, но гнев матери сменился тревогой.