Под чужим знаменем
Шрифт:
На чердаке сарая было сумеречно и сухо. Шуршал по соломенной крыше зарядивший с ночи легкий летний дождь. Время от времени Мирон смотрел в щелку, видел кусок двора, мокрых кур и Оксану, изредка проходившую по двору.
Прошло несколько дней, но ничего не случилось. Из дому тоже сообщили, что все спокойно. Понял Мирон: обошлось. А потом сюда, к Оксане, наведался дядька Мирона. Узнал о постигшей племянника неудаче. Посочувствовал.
– Куда же теперь? – хитровато прищурив глаза, поинтересовался у Мирона.
– Свет
– И деревьев с суками много, это верно, – загадочно сказал дядька Леонтий и неспешно стал ждать, что ответит Мирон.
– При чем тут деревья? – не понял Мирон.
– А при том, что на первом же суку вздернут тебя чекисты, а то и дерево искать не будут.
– На ту сторону буду пробираться. На Дон или же на Кубань.
Мирон и сам не знал еще, куда подастся, но понимал, что уходить куда-нибудь все равно придется – не век же сидеть на чердаке!
– А гроши у тебя как? Имеются? – с несокрушимой невозмутимостью поинтересовался дядька. – И само собой, документ?
– Раздобуду, – неуверенно ответил Мирон.
– Я тебе вот что, парень, хочу сказать, – лениво тянул свое дядька, – коль ты и взаправду от красных деру дать собирался, то есть люди, они-то тебе прямо и укажут, куда и к кому. Деньги заплатят и бумаги, какие надобны, выдадут.
– Ты, дядя Леонтий, не темни, – начал вскипать Мирон, и глаза у него сузились в непримиримые щелки, – ты прямо выкладывай.
– А я и говорю прямо, – обиделся дядька Леонтий или сделал вид, что обиделся. – Людей этих знаю, говорил тебе в прошлые разы о них. Ты – человек бойкий, такие им нужны.
– Где они, эти люди? – неприязненно спросил Мирон, понимая, что никакого другого выхода у него все равно нет.
На следующий день дядька познакомил Мирона с Бинским. Бинский объяснил, что он будет работать у него связным, сказал ему пароль, дал адреса людей, которые проведут его по цепочке до Харькова, растолковал, к кому надобно будет Мирону обратиться. Под вечер с запрятанным в подметку сапога письмом повеселевший и все же настороженный Мирон отправился к линии фронта.
В пути Мирон в полной мере хлебнул хлопот и понял, для чего нужен связному острый слух, далекий глаз и быстрые ноги. Все пришлось испытать ему – и прятаться, и убегать, и притворяться то слабоумным, то увечным. И все же удача не обошла его и на сей раз – он благополучно добрался до Харькова.
…Капитан Осипов, получив от Мирона письмо, тут же отправился для доклада к полковнику Щукину.
– Вести из Киева, господин полковник! – без стука, что означало чрезвычайность сведений, войдя в кабинет, доложил он. – Получено сообщение от Сперанского. У них провал. Чекисты арестовали штабс-капитана Загладина, но в перестрелке он погиб. Так что более или менее все обошлось благополучно.
– Что означает это туманное «более или менее»? – не поднимая головы от бумаг, иронично и строго спросил Щукин.
– Провал не коснулся Киевского центра, – невольно подтянулся Осипов. – Ведь со смертью Загладина нить, ведущая к Центру, оборвалась.
– А как чекисты вышли на Загладина? – все так же не поднимая головы, продолжал задавать вопросы Щукин.
– Сперанский пишет – случайно. Во время транспортировки оружия.
Щукин настороженно постучал костяшками пальцев по столу, оторвал наконец взгляд от бумаги и, сурово посмотрев на Осипова, сказал, отделяя каждое слово:
– В случайность не верю.
Осипов растерянно молчал. Он, как это часто бывало с ним, ощутив холодок опасности, мгновенно принял точку зрения полковника.
– Что еще сообщают? – спросил Щукин.
– Напоминают о деньгах.
– Могли бы обойтись собственными средствами, – недовольно вымолвил полковник. – Пусть тряхнут мошной киевские рябушинские и терещенки, которых там осталось немало. Ювелиры, например.
– Да, но им нужны долговые гарантии, – осмелился возразить Осипов.
– Гарантии?.. Если они пишутся на бумаге, а не на чистом золоте, мы можем их давать сколько угодно и кому угодно! – жестко отчеканил Щукин.
– Понял, господин полковник! – Осипов повернулся, чтобы уйти.
Но Щукин поднял руку, останавливая его:
– Минуточку, Виталий Семенович! Садитесь! Я просил вас навести обстоятельные справки о капитане Кольцове и ротмистре Волине. Вы это сделали?
– Я располагаю только теми сведениями, которые имел честь уже доложить вам, Николай Григорьевич, – тихо произнес Осипов. – А родословную Кольцова проверить сейчас нет никакой возможности. Сызрань пока еще у красных… – Он выжидательно помолчал и затем с едва заметной иронией спросил полковника: – В чем, собственно, вы его подозреваете, Николай Григорьевич? Не в большевизме же?..
Щукин плотно сжал губы, так что обозначились кругляши желваков, и затем негромко, но убежденно заговорил:
– Верой и правдой служат большевикам сейчас многие боевые офицеры. Но дело не в этом. Кольцов и Волин оставлены у нас на ответственной работе. Вы представляете, какая это находка для разведчика – попасть в штаб армии?
– Кольцов – агент большевиков? – хмыкнул Осипов. – Это, право слово, смешно, Николай Григорьевич! Вы же читали аттестацию Кольцова, написанную генералом Казанцевым…
– А разве я сказал, что Кольцов агент? – с холодным возмущением спросил Щукин. – Я только предполагаю, что он мог бы им быть. Может, это Волин. Может, еще кто-нибудь… В нашем деле нужно предусмотреть все немыслимые варианты.
– Волин?.. Николай Григорьевич, Волин – жандармский офицер. Работая в охранке, он столько большевиков перевешал, что, попади он к ним, его на первом же суку вздернули бы… без суда, как говорится, и следствия… – убежденно раскрывал цепь своих доказательств Осипов.